Мелодия Секизяба (сборник)
Шрифт:
— У вас, сватья Огульсенем, болят ноги. Моему Поллы-джану ничего не стоит подвезти вас на машине.
Тётушка Огульсенем задумалась на мгновение, а отец бросил на маму выразительный взгляд, из чего она поняла, что он вовсе не собирается выезжать за ворота, чтобы отвезти соседку. Но и тётушка Огульсенем решила отказаться от такого предложения.
— Как ноги не болят, а до своих ворот донесут ещё. Всё из ума у меня не выходит та машина, что перевернулась, наскочив на столб, так и вижу, как лежит она, колёсами кверху. Да упасёт вас бог, сваты, от подобного
Отец нетерпеливо пристукивал каблуком о землю; видно было, что ему не терпится остаться без свидетелей.
— Ну, до встречи, сватья, до встречи.
При больных ногах тётушка Огульсенем обладала одним замечательным свойством: она могла появляться и исчезать почти мгновенно. Вот и сейчас она исчезала, словно и не было её минуты назад.
Отец потёр руки и сказал возбуждённо;
— Ну, Сона, дело сделано.
И вдруг, совершенно неожиданно, закружился по двору. Это было так на него не похоже, но я уже сегодня на такое нагляделся и такого наслушался, что, взлети отец в небо, наверное тоже не удивился бы. А отец всё кружился, прихлопывал в ладоши и подпевал сам себе:
Хоть землю всю ты обойдёшь, Невесты лучше не найдёшь…И тут, остановившись, он обнял маму:
— Ты согласна со мною, Сона, что лучше Гульнахал невесты не сыщешь?
Надо ли говорить, что мама была с ним вполне Согласна.
— Не сыщешь, Поллы-джан, именно не сыщешь. Так и представляю, как она в красном курте на голове войдёт в наш дом.
Отец был не просто доволен, он, похоже, был счастлив. Машина снова тихонько заурчала.
— Садись скорее рядом, моя Сона, — крикнул отец и продолжил песню:
Хоть голова, как снег, бела, А хорошо идут дела…Да, похоже, в этот день обо всех позаботились и никого не забыли. Кроме, разве что, меня.
И я, выйдя во двор, подошёл к машине.
— Отец!
— Да, сынок, — необычно ласково отозвался он.
— Теперь и я всё знаю. Вы хотите женить меня на Гюльнахал, правда?
— Правда, сынок. Святая правда. Ты, надеюсь, доволен?
— Я боюсь огорчить тебя своим ответом, папа…
Но отец не дал мне договорить:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы плохо о тебе позаботились? — сразу же вскипел он. — Нет, ты скажи, — наседал отец, — плохая девушка Гюльнахал? Можешь про неё сказать хоть одно плохое слово.
— Нет, — признал я. — Не могу.
— Ну, то-то, — торжествующе заключил отец. — Если не считать, что бабушка у неё чуть-чуть болтливее, чем хотелось бы, девушка тебе выбрана без изъяна.
Я видел, как гордится отец своим выбором, и знал, что причиню ему своими словами большое огорчение, но я сказал то, что должен был сделать уже давно.
— Мне очень жаль, папа, но это ваш выбор, а не мой. Свой я давно сделал. Гюльнахал — прекрасная девушка, это ты говоришь сущую правду.
А это не мешало бы узнать.
— Ты слышишь, Сона, чего он боится, наш сын — что он не понравится девушке. Если у неё и есть что-нибудь в голове, — сказал он со своей обычной самоуверенностью, — то едва услышит, что может породниться с нами, всё мигом выбросит из головы, клянусь своими усами, — и он погладил свои усы. — Ни о чём не беспокойся, сынок, — успокоил меня отец. Гюльнахал — послушная девушка, на всё смотрит глазами родителей. Раз их согласие на вашу свадьбу получено, значит беспокоиться нечего. А что касается ключа к её сердцу — ты найдёшь его, я уверен, — и он без хитрости подмигнул мне.
Я понял, что он, как ребёнок игрушкой, увлечён своей выдумкой. Мне даже было по-своему жаль его — ведь своим решительным «нет» я разрушал все его воздушные замки. Поэтому я старался говорить с ним как можно мягче.
— Отец, пойми меня. Мне не нужна купленная девушка. Ни эта, ни любая другая.
Отец расценил мою мягкость по-своему.
— Э, сынок, не думай, что у твоего отца глаза на затылке. Думаешь, я не знаю, кого ты выбрал? Ту самую девушку, что работает в посёлке врачом. Но, вот, видишь, ты уже покраснел. Как её зовут — не Кумыш, а?
Он подошёл ко мне вплотную:
— Знаешь, что в народе говорят? Латай дыру, пока мала. Так и здесь. Пока не зашло слишком далеко, забудь её, сынок. Это тебе говорит отец, который любит тебя. Потом спасибо скажешь.
— Как же можно бросить человека, которого любишь всей душой?
Отец ласково взял меня за плечо:
— Нелегко это сделать, сынок, знаю. Тут сразу не отрежешь — всю жизнь болеть будет. Ну а если не сможешь её забыть, дружи с ней после свадьбы, против этого у меня возражений нет.
— Мне очень жаль, отец, — сказал я. — Мне очень жаль тебя огорчать, но что мне делать — не знаю. Раз ты знаешь кому отдано моё сердце, думаю, не станешь меня неволить.
— Посмотри на него, — рассердился отец. — Посмотри на него, Сона. Вот какова благодарность за то, что я не досыпал ночами, всё стараюсь для него, а он… Нет, Ашир, не бывать по-твоему. Если ты родителей не уважаешь, и от них ничего не жди. Вот тебе моё последнее слово: скорее волосы вырастут у меня на ладони, чем соглашусь привести в дом другую невестку. Ничего не скажешь, хорошо ты отблагодарил родителей, что вскормили тебя и вспоили, одевали и обували.
— Мне кажется, ты упрекаешь меня съеденным хлебом, отец? Этого я от тебя не ожидал.
Бедная мама поворачивалась то к одному, то к другому, не в силах сказать ни слова.
— Поллы-джан, Поллы-джан, ну успокойся. Ашир, сынок, зачем ты упрямишься, расстраиваешь нас. Ну, помиритесь, прошу вас.
Но отца уже трудно было остановить. С дрожащими губами он стоял возле меня, едва доставая мне до плеча, и что-то пытался сказать, но от волнения не мог. Наконец он оттолкнул маму и закричал на неё, неповинную ни в чём.