Мелодия Секизяба (сборник)

Гельдыев Назар

Тем временем отец подобрал с земли последний помидор и, так же бережно вытерев его своим клетчатым платком, сказал маме гордо:

— Нет, ты скажи, Сона, есть ли у кого-нибудь помидоры лучше моих?

Мама, зачерпнув ковшом то, что она размешивала в ведре, внимательно посмотрела на густую белую струю, но видно осталась не до конца довольна, потому что продолжала мешать дальше.

— Ты же сам знаешь, Полы-джан, что лучших помидор в области нет. Всего за сорок дней вызрели прямо на удивление.

Отец гордо расправлял усы.

— Ты

представляешь, что могло быть, если бы Рябой Берды не дал мне отборной рассады, а? Столько лет я его знаю, а такой жадности в нём не замечал.

Мама и здесь не стала возражать. Возразить мог бы я, сказав, вернее напомнив отцу, что рассада как-никак принадлежит колхозу, и в другое время отец на месте Берды и сам никому бы не позволил раздавать эту рассаду в частные руки, но я ничего не мог сказать, а мама ограничилась своим нейтральным «вот именно».

— И что это за люди, такие, как Берды? — всё не мог успокоиться отец. — Рассады им жалко для человека.

Некоторое время он стоял возле мамы, глядя, как она размешивает что-то своим большим ковшом, а затем отправился на огород, за последними двумя ящиками. Уложив и их в машину, он снова вернулся к вопросу о рассаде и её хранителе Берды.

— Как трясётся над ней, словно колхоз сразу обеднеет. Вот и делай людям добро — ведь сколько раз я подвозил Берды этого на машине до самого города, ни копейки с него не брал, а он из-за пучка паршивой рассады кричал так, что с другой стороны Копетдага было слышно.

Распалившись, отец с такой силой дёргал себя за усы, что они у него стали торчком, словно два штыка.

— Ладно, — вдруг успокоившись и видно вспомнив что-то, сказал он. — Как не упирался Берды, а за две бутылки всё-таки стал сговорчивее, так что забот с этим теперь не будет.

— Вот именно, — подтвердила мама. — Вот именно.

Отцу не стоялось на месте. Он взял из маминых рук ковш, зачерпнул из ведра содержимое и точь-в-точь как это делала мама, вылил обратно, всматриваясь в белую струю.

— Ну, как по твоему, получилось молоко? — спросил он с каким-то сомнением в голосе.

— Получиться-то получилось, — отвечала мама, — да сам видишь, что неважное. Видно в корме было маловато хлеба.

— Да, похоже. Ну, не беда. Один раз так, другой этак. Надо запастись хлебом загодя, мало его в городе, что ли. Да и не на спине таскать — вон какой конь, летит как птица, — и он похлопал машину по багажнику. — Ну, всё, кончай, а то не успеем. Сколько там у тебя всего получилось?

Мама робко сказала:

— Литров двенадцать. — И увидев, как у отца от удивления полезли вверх брови, быстро добавила: — Ну, может быть, пятнадцать.

— Пятнадцать литров от двух коров? — Отец загорался гневом мгновенно.

— Ты же видишь, что я разбавляю его сухим порошком, — объяснила мама. И мне было стыдно слышать, как она оправдывается.

Отец успокаивался так же быстро, как и вскипал.

— Ну, хватит, что есть, то и повезём.

И так запаздываем. Тебе что, вернулась домой, и никаких забот, а меня к десяти часам будет ждать бригадир. И что я за неудачник, — пожаловался он неизвестно кому. — Другие и болеют, и на инвалидность выходят, а я даже простудиться толком не могу.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — испугалась мама. — Поллы-джан, что ты такое говоришь. Разве есть что-нибудь дороже здоровья. Скажи слава богу, что ты не болеешь.

— Да, — ответил отец и самодовольно расправив усы. — Здоровьем меня бог не обидел, это верно.

Я вышел во двор в тот самый момент, когда отец с матерью тащили к машине огромный бидон.

— Доброе утро, — сказал я, потягиваясь и зевая, будто только что проснулся. Потом широко раскрыл глаза: — Что это вы тут затеяли?

Мама поставила бидон на землю и, поглядывая на отца, сказала, переводя дух:

— Не забивай себе голову нашими делами, сынок. Иди, поспи, ещё немного.

А отец, не выпуская ручки бидона, добавил:

— Да, мать права. Займись какими-нибудь делами, а о нас не беспокойся.

— Но всё же — что вы делаете? — не отставал я.

— Всё, что мы делаем, мы делаем для тебя, — сказал отец.

— Вот именно, — подтвердила мама.

— Но мне вовсе не нужно, чтобы вы разбавляли молоко сухим молочным порошком с водой.

Отец наконец выпустил ручку бидона. Похоже, он некоторое время колебался, стоит говорить мне то, что он хотел сказать сейчас, или не стоит. Затем решился:

— Я хочу женить тебя, сынок. Уже и невесту присмотрел, и маме она понравилась. А если будет свадьба у сына Поллы, то она должна быть самой лучшей от Геок-Тёпе до самого Ашхабада. Такая свадьба знаешь сколько должна стоить, сынок? Очень, очень много надо денег. А откуда их взять, если не вот так? — И он показал на бидон и на багажник машины. — Ну, всё. Поехали. И так уже потеряли много время.

И он с помощью матери ловко поставил бидон в машину.

Не знаю, в кого я пошёл характером, наверное, всё же в отца. Я тоже быстро закипаю, и тогда мне всё равно, будь что будет. Вот и сейчас я чувствовал, как кровь бросилась мне в голову и мне понадобилась вся сила воли, чтобы не взорваться.

— Послушай, отец, и ты, мама. Совсем недавно меня остановил Ташли-ага и сказал, что всё последнее время отец не показывается на колхозных полях, а если и показывается, то не надолго. «Твой отец — лучший из лучших у меня, — сказал Ташли-ага, — и если на выходит на работу, то уж, наверное, у него есть на то важные причины». А у вас, выходит, вон какие причины, Разве вам не стыдно хотя бы перед Ташли-ага?

— Как ты говоришь с отцом, — робко возразила мама. — Ашир…

— С Ташли-ага я разберусь без тебя, — сказал мне отец. — Правильно он говорит, мудрый он человек — никто лучше меня не работает в колхозе. Вот женю тебя по обычаю предков и снова стану лучшим работником.