Мелодия Секизяба (сборник)
Шрифт:
Он не знал, что такое может быть. Он спросил первое, что пришло в голову:
— А что это там у тебя в руке?
— А ты как думаешь?
— Кто тебя знает!
— А хочешь узнать? На, посмотри. — И с этими словами она сунула в руки Батыра пропитанную мазутом тряпку. И это была действительно тряпка и больше ничего, и большому и сильному Батыру стало стыдно и за свои подозрения, и за свои страхи. И отбросив грязную тряпку в сторону, он сказал уже более миролюбиво:
— Ладно, я тебе верю. Но стоять здесь нельзя.
— Значит, ты всё-таки боишься проверяющего?
Опять это слово — боишься. Молодая девушка с лицом, белевшем в темноте, как полная луна, стояла рядом, она поддразнивала его, комбинезон обтягивал её литое тело, её дразнящий запах сводил Батыра с ума. Но он никогда не имел никаких дел с девушками, он даже не знал, с какой стороны к ним подойти и что делать, если они, вот как эта, рядом, и кругом никого нет, и кругом ночь, и ему, самому, сильному парню в ауле, который раз говорят, что он чего-то боится…
Не понимая даже, что он делает, он прислонил к вагону винтовку и, пробормотав: «А вот я тебе сейчас покажу, боюсь, я или нет», неловко обмял девушку. Вся кровь бросилась ему в голову, когда она отстранилась от него, когда её тело оказалось в его объятиях и только когда — как это получилось, он не понял и сам, его правая рука коснулась её твёрдых и таких нежных грудей, она засмеялась своим, уже сводившим Батыра с ума тихим смехом, и, чуть отстранившись, проговорила:
— Теперь я вижу, что ты действительно не трус…
Никогда Батыр не знал, что это таксе — когда сердце бьётся где-то возле горла и вот-вот выскочит из груди. Его руки, обнимавшие девушку казалось, превратились в два стальных капкана, которые уже никогда не разомкнутся, чтобы выпустить свою добычу. Он забыл обо всём — о проверяющем, который наверняка посадил бы его в карцер, если бы застал на месте, о грузе, который он охранял, о партизанах, которые так предупредили часовых на разъезде, пускаются на всевозможные уловки, чтобы нанести всевозможный вред или совершить диверсию, Наконец девушка неуловимым движением освободилась из объятий Батыра, но никуда не исчезла, а, смеясь, спросила его:
— Ну что, убедился?
У Батыра всё ещё в голове была полная каша, и он, не поняв, спросил:
— Убедился?
— В чём?
— В том, что никакого оружия, кроме тряпки, у меня нет. Ведь ты только поэтому обнял меня?
— Я? — спросил Батыр, обнял тебя совсем не поэтому. Я верю тебе. Пусть даже у тебя было бы любое оружие. Скажи мне лучше, кто ты?
— Посмотри лучше. Разве ты меня здесь видишь впервые?
— Мне тоже кажется, что твоё лицо мне знакомо. Но я не знаю твоего имени.
— Меня все зовут здесь Акгыз.
Акгыз! Неужели это правда? Конечно, Батыр слыхал о необычной девушке с белым, как сметана, лицом, которая работает на станции, но он думал… Подозрительность проснулась в нём снова.
— Ты меня обманываешь.
— А разве Акгыз звучит не по-туркменски?
— Звучит по-туркменски. Но все говорят, что она русская.
— Ты, я вижу, не веришь собственным глазам. Но даже, если я похожа на русскую, — что в этом плохого?
Действительно, что в этом плохого? Она была прекрасна, как небесная пэри. Разве не о такой девушке мечтал он всю жизнь — тогда, когда осмеливался мечтать? Если бы он захотел жениться на такой девушке, то деньги, которые пришлось бы занять у бая на калым, ему не отработать бы за всю жизнь. Его руки всё ещё хранили воспоминание о недавнем объятии и он снова протянул их к Акгыз, но она отступила на шаг.
— Разве это честно? — сказала она. — Я назвалась, ты знаешь моё имя. А ты мне своего не назвал.
Всё-таки Батыр Мурадов был дисциплинированным солдатом. И хотя он уже был другим, чем четверть часа назад, он всё-таки сказал: «Я несу караульную службу. Когда сменюсь — скажу тебе всё, что захочешь. А сейчас — не могу».
Ладно, — легко согласилась девушка, бросив на Батыра весёлый взгляд. — Я тебе верю. Только не? нужды ждать так долго, пока ты сменишься. Ведь тебя зовут Батыр. Или я тебя с кем-то путаю?
Она знает его имя. Откуда? Этот вопрос он и задал.
— Кто хочет узнать имя человека, который ему интересен, всегда найдёт способ, как это сделать.
— И я… я тебе интересен?
Она повернулась, как бы обидевшись.
— Если ты мне не веришь…
Верю, верю. Но только не понимаю — почему. Я бедняк. У меня ничего нет. Вот, — он вытянул руку, — винтовка, и то не моя. Если бы на мне не была эта форма! — на мне были бы лохмотья. У меня нет ничего ни кола, ни двора. Такой как я — никому не может быть интересен.
Это Батыр сказал с горечью, но и с силой, потому что он и вправду так думал. Но эта удивительная девушка ответила ему:
— Скажи мне, Батыр, а если бы ты был богат, как бай, ты бы считал, что тобою можно заинтересоваться?
— Ещё бы, — ответил Батыр. Бай! Ты подумай только! Ведь у него тысячи овец, сотни верблюдов. Всё принадлежит ему. Стоит только кивнуть, и ему купят любую девушку. Бай! Ты меня рассмешила.
— Значит, главное, — уточнила девушка, это то что бай богат, правда?
— Как то, что луна на небе, — подтвердил Батыр.
— Счастливый у тебя бай, — сказала девушка, но голос её показался Басыру печальным. — Да, он прямо в сорочке родился. Ну, ладно, я пойду. Мне понравился твой взгляд, Батыр, сама не знаю почему. Ты показался мне честным, сильным и смелым и именно с таким парнем хорошо бы познакомиться. И вот я познакомилась с тобой, Батыр, но ты…
— Что — я?
— Ты… ты оказался совсем, совсем другим.
Батыру показалось, что он ослышался. Другим? Разве он не был сильным в ауле? Самым рослым? Самым смелым?