Мемориал. Семейный портрет
Шрифт:
– Без четверти двенадцать.
– Хоссподи!
– ахнул Морис.
– Мне ж в двенадцать к тутору.
– А у меня лекция, - сказал Фарнкомб, - если не смоюсь.
– Но ты дашь мне сочинение сдуть, а, лапка?
– затревожился Морис.
– У меня в комнате лежит, если тебе надо, - бросил Фарн-комб.
– Спасибо тебе грандиозное. Поднялись лениво, позевывая.
– А с чего это тебя Джимми требует?
– поинтересовался Хьюз.
– Из-за субботы, - Морис скорчил гримаску.
– И много ему известно, как думаешь?
– То-то и оно. Понятия
– Небось, девчонка раскололась.
– Ну уж нет. Она б работу потеряла.
– Тогда, значит, старая сука.
– Она ж нас не видала в курятнике.
– Зато она курятник видала после того, как мы там побывали.
– Ты прямо как сумасшедший завелся, - сказал Фарнкомб. Морис хмыкнул.
– Они так мило выглядели со связанными головками, прелесть!
– Едва ли ей так показалось.
– Ну, им это нисколько не повредило.
– Зато здорово повредило гостиной.
– А пусть она еще, между прочим, докажет, - сказал Джералд.
– Опасаюсь, что Джимми особых доказательств домогаться не станет, - сказал Хьюз.
– Скушает и косвенные улики.
– Нет справедливости в этом колледже, - вздохнул Морис.
– Скажи спасибо, что ее нет, мальчик мой. Будь здесь справедливость, тебя бы после первого же семестра вытурили.
Морис хмыкнул, польщенный. Подошел к шкафу, сдернул с крюка плащ и шапочку. Твердая четырехуголка давно потеряла нутро. Обвисла, как ночной колпак.
– Джимми со мной прямо шелковый, - похвастался Морис.
– Ну пока, ребятки. Не уходите. Я мигом.
И все же что-то его точило слегка, пока спускался по лестнице на Сильвер-стрит - не забыл сунуть голову в гостиную хозяйки, кинуть на ходу: "Доброе утро, миссис Браун. Как ваша киска?" - это очень важный пункт, хорошие отношения с хозяйкой, тем более, миссис Браун пару раз пошла на риск, не донесла, что только под утро вернулся из Лондона, не имея разрешения на отлучку. Спеша к своему колледжу, все гадал, что Джимми известно - и что тот сможет проглотить, не поморщившись. Мысль вертелась вокруг прежних скандалов. Самый первый - в первый семестр - разразился, когда воздушную торпеду взорвал под ногами у Роберта в ночь Гая Фокса. Этот Роберт обгорел кошмарно, и, конечно, поднялся дикий шум. Пришлось тащиться, объясняться с весьма важным официальным лицом, правда, лицо в результате пригласило Мо-
риса на обед. Потом - авария эта, в прошлом году, на Нью-Маркет-роуд, Стюарда Бейна - насмерть, пришлось потом на допрос являться. Ужас. Ожидал невесть чего, вплоть до обвинения в преднамеренном убийстве, но обошлось, обошлось, только Жоржа, беднягу, он-то, собственно, был ни при чем, того вытурили. Шум поднимался и по менее значительным поводам, в общем, по пустякам. Лодку к тылам пригнали с отцепленным мотором, затопили плоскодонку - шум. В комнате Хьюза после дня рожденья костер развели - шум. И вечные скандалы из-за счетов. Кембриджские продавцы, как сговорились, все норовят на тебя наябедничать тутору.
Ох уж эти счета, так про них неохота думать! Особенно, когда совершенно запутался, буквально приперт к стенке. В гараже не желают, видите ли, больше терпеть. Эти всегда
Да, придется Эдварду Блейку телеграмму послать, пусть на несколько дней приезжает. Письмо-то уж послано, но тут где сядешь, там и слезешь, на письма Эдвард не реагирует. Не тот случай. А ведь важно, чтоб он срочно прикатил. Сегодня же телеграмму пошлю, решил Морис, на обратном пути от Джимми. Конечно, Эдвард сумеет, Эдвард, он выручит. Слова "заплатит" Морис избегал даже в мыслях. Неприятно считать себя вымогателем, попрошайкой. Но у Эдварда же денег куры не клюют, и он их так швыряет, ими сорит, не считает буквально-а мысль о деньгах все-таки греет, греет, как тепленький такой огонек. И приятно быть к огоньку поближе. Уж скорей бы здесь оказался Эдвард.
Он пересек двор колледжа, поднялся по лестнице к кабинету Джимми. Постучался. Секретарша открыла. Сияющая, как всегда.
– Придется минуточку подождать.
Морис сел с легким вздохом, уныло помня о том, как у него порван плащ. У Джимми манера - морить человека в прихожей. Наконец секретарша возникла из кабинетных недр.
– Входите, пожалуйста.
Постучался. Голос Джимми неприветливо звякнул:
– Войдите.
И, уж конечно, он был страшно занят, писал. Так страшно занят, что чуть ли не минуту целую не соблаговолил поднять взгляд.
– Садитесь, мистер Скривен.
И он сел, сел на краешек стула и ждал, пока Джимми переберет кой-какие бумаги, кое-что промакнет, кое-что подмахнет, потом, наконец, снимет очки в роговой оправе и протрет шелковым носовым платком. Морис рассеянно оглядывал кабинет: знакомые книжные полки, а вот и кубок на каминной полке, на котором так часто уютно покоится взгляд, пока Джимми в тебя выпускает не слишком острые стрелы сарказма, и приходится терпеливо ждать приговора - столько-то недель невылазно на территории колледжа, столько-то фунтов штрафа или просто предупреждение. В глаза Мориса уже безотчестно вступало то выражение несправедливо обиженной, но кроткой невинности, с какой вот сейчас надо будет сказать: "Да, сэр, я понимаю. Спасибо вам, сэр. До свидания, сэр".
Наконец, Джимми управился с прелюдиями.
– Итак, мистер Скривен, полагаю, вы и сами догадываетесь, зачем я вас вызвал. Речь идет о происшествии в Хантингдоне в прошлую субботу.
– Да, сэр?
– сама преданность.
– Я вам не предлагаю углубляться в детали показаний, страдают они преувеличениями или нет. Я только хочу вам сообщить следующее: Глава колледжа, и декан, и я обсудили все это дело и пришли к общему выводу, что подобным вещам в конце концов должен быть полагаем предел - поняли вы меня?