Мемориал
Шрифт:
— Может поискать сейчас? — поинтересовался пастор.
— Так мы для того и собрались.
Не сговариваясь, мы разошлись по комнатам. Шуршали шаги, поскрипывали половицы, слышалось изредка деликатное простукивание пола и стен. Но ничего мы не нашли. И в другой комнате не нашли. И в третьей тоже. И в переходах было пусто.
Сделали паузу, выпили, закусили, потом полезли на чердак. Ни хрена там не было, лежал только старый какой-то ватник, рваньё, сломанный стул.
Облазили весь дом, передохнули, прошлись по новой, пока, наконец, не выбились из сил.
Мы собрались в секретной комнате, присели на матрацы. И стало нас с Фомою долить сном. Зевали-зевали мы потихоньку, а потом начали задрёмывать.
И слышал я сквозь сон гудение Бэзила:
— Зачем вы нас беспокоите? Что вам в этом городе?
— Разве у нас есть выбор? Мы бы, конечно, оставили Коломну в покое. Но вы сами понимаете…
А звёзды горели так ярко, что даже пробивались сквозь сон. Стояла ночь победы: широко и свободно раскинулся лагерь, а чёрные гордые стены Илиона высились, закрывая кусок неба своей торжественной громадой. Иногда Гектор пробуждался и, приподнимаясь на локте, всматривался во тьму: не спят ли караульные. А затем вновь погружался в лёгкую и приятную дрёму. И снилось Гектору: какая-то странная келья — не каменная, не в крепости, а из глины, но это не боевая сень была, не шатёр, а целиком сложенная из глиняных плит постройка; люди спали у стены, а двое странных стариков вели спор на непонятном языке…
— Это вы погубили Россию! — слышал я гневный голос Бэзила. — Как вы посмели брать власть, зная, что не можете удержать её?
— Как вы можете так говорить?! Что такое была Россия тогда, в феврале? Это был обвал, взрыв, лавина! Какой может быть разум в лавине? Нас подхватило волной, а потом раздавило.
— Смешные отговорки! Вы должны были отойти, не участвовать в этом дерьме! Тогда бы и греха на вас не было. Но всё Временное правительство состояло из вас; вы и провели этот переворот!
— А что было делать, по-вашему? — шипел гость. — Сразу отдать власть большевикам? Внизу лезут разбойники, наверху царствует идиот, фронт летит ко всем чертям, тыл парализован! Вы не можете отрицать, что мы боролись с большевиками до последнего. Но народ пошёл не за нами.
— О проклятие! Чего стоила ваша «борьба»?
— Мы предупредили Россию. Мы рассказали о Ленине всё. Но никто не поверил, что он немецкий провокатор.
— Надо было пристукнуть этого беса, а не обличать его в ваших газетёнках!
— Но это же большевизм!
— Какой к дьяволу большевизм?! Вас послушать — так и Корнилов — большевик.
— Всем святым клянусь, — простонал мортус, — мы хотели только добра! Только добра! А вы нас попрекаете, что мы не пошли путём сатаны. Вы хотели бы, чтоб мы боролись против дьявола сатанинскими методами.
— Ну так отошли бы в сторону, и дали бы место людям покрепче! А то ведь и сами не справились, и другим помешали.
— Постойте. Кажется стучат?
Вместе с утром ворвались Ирэна с Виолой, дьякон плёлся сзади.
— Какого чёрта сразу не отпираете? — орала Виола. — Мы стучим уж не знаю сколько времени!
— Три минуты, — уточнил молодой чухонец.
— А? — вылез из секретной комнаты Фома с невероятно заспанной физиономией.
— Вы бы пошли умыться что ли… — усмехнулась Ирэна.
— В самом деле… — согласился Бэзил и направился в ванную.
— Нашли? — беззвучно спросила меня Ирэн. Я отрицательно покачал головой.
…Это был чёрный ларец, старый, кажется немного тронутый жучком, потёртый, со свастикой по кайме и знаком колесницы в центре. Чёрное резное дерево инкрустировано слоновой костью. Похоже, что это была работа индийских мастеров прошлого века; так мне показалось, по крайней мере.
Пастор достал свой ключ и долго копался с ним дрожащими руками. Крышку заело, видать, давно не открывали. Наконец распахнул — и тут же захлопнул.
— Вам лучше уйти с заднего двора, через калитку. Идите вдоль железной дороги прямо на станцию. Электричка будет через двадцать минут, — сказала Ирэна.
— Присматривают? — предположил Бэзил.
— Похоже на то.
— Ну что ж, провожу гостей… — сказал он.
Они молча кивнули нам (да и о чём разговаривать?) и вышли из дому. И вместе с ними что-то чёрное и страшное уходило из Коломны.
Когда электричка простучала в Москву, мы вышли на улицу.
Миновали Посадскую. Вот и перекрёсток.
Бэзил с девчонками шёл впереди.
Фома сбавил шаг и указал мне на угловые ворота. В деревянном стояке виднелось свежее и чёткое горизонтальное углубление небольшого размера. Как от выдернутой стрелы.
ЗАКОНЧЕН ВОЛЮМЕН ПЕРВЫЙ ПОЭМЫ «МЕМОРИАЛ».
ВОЛЮМЕН ВТОРОЙ
Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои. А из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми, и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм. Деяния святых апостолов. XIX, 18–19
Книга тринадцатая. СОБИРАНИЕ СОКРОВИЩ
— Я рад видеть тебя, Аменаа, — сказал Приам, входя в тёмный зал, скупо озарённый двумя факелами. — Мы давно ждали вас.
Во тьме каменный чертог казался большим, чем на самом деле. Тяжесть глыб не ощущалась здесь так сильно, как в переходах: стены были побелены и расписаны. Жрецу показалось, что одно из причудливых, гибких и странных животных, слева от каменного царского трона, шевельнулось; наверное, это упали на стену подвижные тени факела.
Аменаа поклонился низко, до земли, коснувшись пола пальцами рук.
Поклонился ему и Приам, насколько позволяли старость и царское достоинство. Они сошлись, взяли друг друга за руки, отмечая, что за прошедшие лет десять оба не помолодели, а если откровенно сказать — то сильно сдали.