Мемориал
Шрифт:
— У Собора! За алтарями у Собора!.. — забубнил я. — У Собора — дом в пять окон:
— Целер! Я так и знала. Завтра пересекаются циклы; мы попробуем пробиться к нему через астрал.
— Да ты что, Ирка? Это же невозможно!
— Не зли меня, Виола, не говори глупостей. Это совсем не трудно. Мы просто поведём его. Как сегодня.
Заранее приготовлены были мешки и много холстины, чтобы не повредить драгоценные вещи. Раскрыли все сундуки разом, бегло — почти вслепую — находили предметы и складывали их в холщовую утробу. Мешки держал Аменаа; Кассандра и Приам быстро отбирали вещи и заворачивали их, перед тем, как бросить в зияющую глубину.
Сверкали вынутые из темноты золотые чаши, цепи, нагрудные украшения, венцы, золотые накладки для оружия — тонкой работы, и так отшлифованные, что казалось, будто их смочили прозрачным маслом.
И среди этого золотого сверкания и цветного блеска драгоценных камней — египтянина поразили несколько огромных слитков золота. Они представали в виде бараньих шкур — такой тонкой работы, что даже пряди сделаны были, и в этих прядях различалось красивое витьё золотых волос.
Кассандра подносила Приаму ларцы из дорогого благовонного дерева. Тут были алмазы величиной с орех, прозрачней самой чистой росы, аметисты цвета слегка разбавленного вина, бирюза, которая рождается из костей умерших от любви, и рубины, горящие внутренним огнём.
В отдельном ларце хранились серьги, у которых всё поле покрыто мелкими цветами из разнопородного золота, и каждый лепесток при малейшем движении играл и переливался.
Было нагрудное ожерелье — чудесная пектораль с изображением пира богов. Небожители улыбались друг другу, точно живые.
А вот — зеркало, украшенное искусной гравировкой, и волшебный амулет с ликом Афродиты, заставляющий людей терять голову от любви.
Вот тяжёлый царский венец: чеканные золотые ветви, точно увитые гладкой лоснящейся лентой.
Вот литой узорчатый скипетр в огромных алмазах.
И вот, наконец, Пояс Власти — золотой пояс из семнадцати звеньев, из семнадцати камней, и на каждом — свой зверь; он был холоден, тяжёл, и походил на ледяную змею.
— Пояс Власти… — прошептала Кассандра.
И застыла.
— Что с тобой? — спросил её Приам.
— Показалось… Мне что-то почудилось! Какая-то мысль, или видение, но я не могу понять — к чему? Слишком всё коротко. Мгновенно.
— Что за видение?
— Как будто голоса, как будто тени… Вот здесь, сейчас. И вокруг — каменный Город. Большой. Больше, чем Троя.
— К чему это?
— Не знаю. Я почувствовала, что это уже было однажды. Да, это было. И, боюсь, не один раз.
— Это болезнь…
— Может быть, может быть, отец мой…
— Ты устала? Отдохнём?
— Нет, нет. Надо закончить нынешней ночью.
Заполненные мешки жрец затягивал верёвкой и прошивал, а потом запечатывал смолой и на смоле делал оттиск рисунчатой печатью.
Когда всё было закончено, Кассандра обратилась к царю:
— Я думаю, надо оставить вещи здесь, пока не соберётся сопровождение. А мы тем временем возьмём последнее сокровище Трои.
— Ты о чём?
— Эгида. Разве ты забыл о ней?
— Что ты говоришь, сумасшедшая? Без священной Эгиды богини Афины Трое не устоять.
— Трое не устоять в любом случае, — тихо сказала Кассандра, сворачивая кусок пурпура — тонкой ткани, выкрашенной драгоценной краской; тёмно-красная, с лиловым отсветом, ткань казалась в сумерках чёрной кровью.
— Бери последний мешок, Аменаа. Идём, царь, времени уже не осталось.
Когда вышли во двор, царь приказал начальнику караула отобрать воинов и лошадей для конвоя. Воин ушёл, а два старика и девушка отправились в храм.
Небольшой, из тяжёлых глыб, закопченный от времени и ладана, храм казался каменным ларцом для Страшной Богини.
Афина стояла в глубине, у ног её тлели угли. Кассандра зажгла два больших светильника, и огромные совиные очи Страшной уставились на пришельцев. Большая чёрно-золотая Эгида священным покровом покоилась на плечах богини.
— Не представляю, как мы будем её снимать… — прошептал Приам, дрогнув.
— Её вовсе не нужно снимать. Это не настоящая Эгида. Это искусный повтор — для людей. Подлинная лежит за наосом, в тайнике.
Танцующей походкой гадалка зашла за Статую — в узкую незаметную дверь. Там, в темноте, она взяла тяжёлый бронзовый рычаг, вложила его между плит — тайник отворился.
— Вот Эгида Богини.
Волшебница расстелила пурпур. Тяжкий чёрно-золотой свиток, извлечённый руками стариков, в одно мгновение был схвачен чёрно-кровавым полотнищем и укрыт в мешок.
Пустой тайник закрыли.
Вышли на порог. Кассандра погасила храмовые светильники. И, пока Аменаа при свете царёвой лампы зашивал и опечатывал мешок, Приам раздавал приказы воинам.
Четыре квадриги стояли во дворе, и у каждой ждали по десятку воинов.
Их выстроили в цепочку — и быстро, тихо, без разговоров, повинуясь кратким приказам, латники принялись передавать друг другу тяжёлые мешки и укладывать их один за другим в приготовленные колесницы.
Последним положили мешок с Эгидой. В несколько минут всё было увязано.
— Давай прощаться, — тихо сказал Приам.
Жрец поклонился ему в ноги.
Они обнялись.
Кассандра поцеловала руку Аменаа, а тот погладил её по голове.
Не сказав больше ни слова, египтянин повернулся и пошёл к выходу. Он должен был показывать дорогу.
Приам подал знак. Тяжело, глухо постанывая, поползли засовы. И, хрипя, отворились створы ворот.
Квадриги отправились в путь, одна за другой они миновали каменный проём и спускались вниз, по откосу, вдоль великой стены. Глухо топали укутанные копыта лошадей, да раздавался по камням еле слышный шорох подошв.
— Что я вспомнила о Поясе? — шептала Кассандра, глядя, также как и рядом стоящий царь, вслед уходящим. — Нет, не могу понять…