Мемориал
Шрифт:
— Братья! — ревел Гектор. — Вот корабли! — и бронзовая рука указала на чёрные суда, приникшие к берегу. — Ещё один удар — и мы победили! Перетаскивайте колесницы на вал, перегоняйте лошадей! Мы сомнём их! А когда сомнём — дело только за пламенем. Несколько факелов — и нет ахейского флота!
И перебрались, и сосредоточились на гребне, сметя остатки врагов, и перевели колесницы. И ударили!
Эллины в ужасе бросились отступать, сметаемые бешенством врагов.
Одно было спасение — скрыться в корабли, под защиту высоких чёрных бортов, укрыться в своих плавучих деревянных акрополях.
В несколько часов — и вал, и стена, и всё поле, уставленное палатками, были захвачены бойцами Илиона. Лишь узкая полоска песка вдоль берега моря, часть побережья, схваченная судами, оставались ещё за ахейцами.
— Зажигайте факелы! — приказал Приамид. — Зажигайте! И тут же бросайте огонь в корабли! Пусть поджарятся! Это будет славная гекатомба!
Троянцы принялись выхватывать одну головню за другой, метали головни и факелы из-под прикрытия щитоносцев. И вот уже дым начал куриться над несколькими кораблями, а один из самых больших по-настоящему занялся огнём.
— Плохи дела, Приамид! — услышал вдруг Гектор голос одного из вождей. — Плохи дела. Ахилл у нас за спиной!
У Гектора помутилось в глазах, как от удара пращи.
— Проклятие! Это худшее, чего я опасался! Что же вы не прикрыли тыл?
Но жалеть было поздно.
Уже зашатались первые ряды, и начали валиться троянские воины, словно снопы. Мирмидонские бронники шли за вождём, сплочённые, как одно существо, как сказочный гекантохейр, а впереди шёл Ахилл в грозно-блестящем оружии своём, которое нельзя было спутать ни с каким иным. И там, где он шёл, раздавался только глухой гром ударов, да хрипение умирающих.
— Поворачивайте назад! Надо вырваться из лагеря, и там, в поле, мы сможем перестроить ряды! За мной!
Гектор развернул колесницу и помчался через вал, кони прыгнули — и повозка перелетела через вал хищною птицей. И другие трояне стали разворачиваться. В несколько минут всё войско вышло из лагеря; но не всем колесницам удалось пересечь ров, наполовину заваленный ветвями, частоколом и трупами. Некоторые так и остались, разбитые, застряв в глубоком окопе.
Троянцы отступали стремительно.
— Надо, чтобы кто-то остался и задержал их! — кричал Приамид.
— Я останусь! — ответил ему Сарпедон. — Мы попробуем задержать Ахилла, а ты строй дружины у стен Города. Только поскорее, долго нам не выстоять.
И развернулся Сарпедон, изумительно-сильный, божественный, в разукрашенном доспехе, и малая дружина его (давний союзник троянцев), пошла с ним.
А войско илионское всё отступало, теряя людей, коней, колесницы, и всё никак не могло прекратить своего бегства, потому что сзади наседал уже не только Ахилл. Все ахейцы, почуяв перелом боя, высыпали из-под защиты кораблей и обрушились на врагов с двойной злобой.
Гектор метался в тылу, пытаясь остановить бегущих.
— Что ты отступаешь, Гектор?! — крикнул ему Главк. — Не будь же ты бабой! Смотри — Сарпедон гибнет!
— Замолчи! — яростно отвечал Приамид. — Ты бы лучше помог построить войско, советчик тупоголовый! Стойте, стойте, мерзавцы! Куда бежишь?! Стой! Думаешь, тебе сейчас ворота Илиона откроют? И не жди, трус; здесь сдохнешь собачьей смертью. И не ахейцы тебя пришибут, а я сам вот этой рукой! А ну разворачивай колесницу! И вы разворачивайте! Стоять! Плотнее ряд! Смотрите туда: там бьётся Сарпедон! Он бьётся за нас! Сплачивайтесь! На помощь!
И один, другой, третий воеводы стали помогать ему строить войско.
А впереди, в столбах пыли, в грохоте и криках битвы маленькая кучка друзей сдерживала удары Ахилла. Но всё меньше и меньше становилась она, а удары эллинской рати всё набирали мощь. И вот уже не только Пелид, а все ахейцы подошли и окружили бойцов.
И ещё какое-то время можно было видеть их. Ещё сверкал и двигался золотой доспех вождя. Но вскоре ряды врагов сомкнулись, и золотое солнце закатилось во тьму, скрылось из глаз.
— Сарпедон, Сарпедон! — в отчаянии застонал Приамид. — Что же вы стоите, троянцы?! Вперёд!
Напрасно кричал он, напрасно. Пал великий воин, и там, в толпе ахейцев, победители уже торопливо снимали доспехи с поверженного полубога.
— Проснулся мирмидонский пёс на нашу голову! — сквозь зубы прорычал Агенор, хлестнув коней. — Это же самое меньшее — две тысячи латников, и каждый из них стоит двух, а то и трёх наших. Я уж не говорю о самом Ахилле.
— Сами виноваты! — ответил ему Гектор, направляя колесницу в линию с ним. — Понадеялись, что Ахилл будет отсиживаться, когда мы начнём жечь корабли. Надо было заранее прикрыться. Всемогущие Боги ведают, какую цену мы заплатили за свою беспечность. И главное — благородный Сарпедон убит! Он пожертвовал собою за всех. И позор будет нам, если не отобьём его тело.
— За мной! — крикнул он. Ещё раз щёлкнул бич, и грозная квадрига загрохотала, пересекая пространство. И вслед за ней, повторяя движение головной колесницы, загрохотали остальные. Страшен был полёт этого сплочённого бронзового ядра. Сначала отряд был невелик. Но, едва почуяв нарастающую силу, остальные трояне тут же направили свои квадриги вслед наступающим.
И в несколько минут войско удвоилось, утроилось — с каждым мгновением наращивая силу удара.
А за квадригами бежали пешие, собираясь в единую фалангу.
И ничто не могло сравниться с этой грохочущей атакой квадриг!
Казалось, что началось землетрясение и, как в давние дни, Титаны восстали против Неба, грохочут сдвинутые горы, и течёт огненная лава, извергнутая клокочущей Землёй!
Как же всё это величественно и: призрачно! Да, великие боги, как призрачно! Один точный удар копья, одна стрела — и всё величие, и вся слава повергаются во прах, и обезглавленная упряжка бессмысленно мчится вдаль!..
Удар илионского войска был ужасен. Разметав разрозненные колесницы ахеян, атакующие рассекли нестройную фалангу и погрузились в самую глубь эллинской рати.