Мемориал
Шрифт:
И кровавый встречный бой закипел с беспредельным ожесточением. Стрелы падали, как дождь, пыль стояла едким туманом: едва можно было в двух-трёх шагах различить врага. Гудела земля под тяжестью падающих тел, гремели доспехи, кричали бойцы и стонали раненые.
Гектор успел потерять своего возницу, искусного Кебриона, и на его место принял другого бойца. Всё смешалось в кровавую кашу: колесницы сходились и расходились, кто-то защищался, кто-то нападал, кто-то сходил с колесницы, чтобы снять доспехи с поверженного противника, и часто — удар в спину пресекал его хищную радость.
И свершилось! Отборная мирмидонская рать заколебалась, дрогнула и рассыпалась.
— Ахилл! Ахилл! — звал Гектор. — Выходи на поединок, на смерть!
— Смотри, вот он! — вскинулся Евфорб.
— А-а! — закричал Приамид. — Окружайте его! Гоните его на меня!
И воронка закрутилась вокруг мирмидонского вождя. Он изнемогал, латы гудели, поражаемые со всех сторон, мощный удар пришёлся точно по шлему — и лопнули ремни. Гривастый шлем упал на землю, в пыль и кровь, нарушилась сплочённость лат, и в этот самый миг Евфорб поразил в спину окружённого вождя. Щит выпал из руки его.
— Теперь ты мой!
Гектор шёл к шатающемуся врагу, потрясая копьём. Один удар — и противник рухнул. Копьё поразило его в пах: и ахеец бился на земле от ужасной боли.
— Не радуйся, Гектор! Не ты — всемогущие Боги поразили меня…
И с этими словами душа его изверглась вон, сетуя и негодуя на горький исход боя.
Гектор подошёл и быстро начал обнажать поверженного, снимать драгоценную броню. И вдруг на мгновение остановился, как бы в изумлении.
Затем медленно, словно нехотя, закончил снимать доспехи и пошёл к своим.
Лицо вождя потемнело и стало жёстким, точно камень.
— Что ты не радуешься, Гектор? — спросил его кто-то. — Ты же победил и обрёл такую добычу!
— Это не Ахилл.
— Что?
— Это не Ахилл, говорю вам. Это другой воин в доспехе Ахилла.
— Кто?
— Не знаю. Кажется, Патрокл Менетид.
— Да это лучший воевода Ахилла!
— Это ничего не решает, — мрачно произнёс Гектор. — Ничто ещё не кончено. Нападайте на них, давите на них, пока удача на нашей стороне! Хотя бы истребить их как можно больше, раз уж сам полководец избег убийства.
Гектор вышел из боя и в тылу, у самых стен илионских, снял свой доспех, отослал его в Крепость, а сам облачился во вражеский, неизмеримо более крепкий и чудно украшенный тончайшим литьём и чеканкой.
Латы стали на нём, как влитые.
Вступив в колесницу, Приамид снова вернулся к бою.
Данайские рати отходили, огрызаясь, унося убитых и раненых. А трояне давили и гнали врагов к лагерю. Мирмидонцы прорвались к трупу Патрокла и бежали, унося его.
— Тело попробуйте отбить! Тело Патрокла! — приказал Гектор.
И троянцы бросались, налетали, иногда им даже удавалось отогнать ахеян. Но стоило только кому-то схватить окровавленный прах Менетида — эллины снова обрушивались и отбивали мертвеца.
Наконец они собрались в плотный кулак. Отряд, сбитый вокруг тела, как пчелиный рой вокруг матки, ощерился копьями и отступал как единое целое, и никто не мог разорвать его.
Гектор сам трижды бросался на вражеские ряды, и каждый раз уходил ни с чем. Данайцы отступали к лагерю, теряя одного воина за другим, но вождя не отдавали.
И тут Гектор увидел перед собой Патрокла Менетида. Было ли это горение закатного солнца, его слепящие лучи — прямо в лицо — или просто от усталости в голове помутилось, но в пыльном воздухе шёл к нему, явственно и неоспоримо, он — Патрокл, убитый его рукою.
Какое-то время они стояли друг против друга, и Менетид вглядывался в Гектора. Он ничего не говорил, а Гектор ни о чём не спрашивал тень врага. Они что-то поняли оба. То, что было больше их жизни и смерти, и этого окровавленного поля, и этих кораблей, и этой старой каменной Крепости.
Видение исчезло, и Гектор, пытаясь понять — к чему бы оно — нагнал своё войско.
Троянцы загнали пришельцев в стан — опять за ров и частокол. Казалось — ещё одно усилие — и снова можно ворваться в лагерь.
Но уже наступала тьма.
Гектор приказал оставить сражение. Илионские дружины отошли на полёт стрелы от вражеского вала и ждали, глядя на чуждый стан и небо, догорающее над ним.
— Отойдём к берегу Скамандра, — сказал Гектор военачальникам. — Там свободное и чистое место, где можно провести ночь. А тут всё завалено трупами.
И, оставляя поле сражения, отошли троянцы и собрались у реки, на чистой земле.
— Слушайте, воины и вожди — трояне, дарданийцы, союзники! — громко начал Гектор. — Мы сегодня славно потрудились. Я надеялся было, что уже нынче мы истребим данайские корабли и с победою вернёмся в священный Илион. Жаль не получилось. Ночь опередила нас — и он ударил оземь огромным своим копьём в одиннадцать локтей, копьём, вершина которого оканчивалась зловещим бронзовым жалом, и это жало, и золотое кольцо вокруг него в последнем луче солнца горело, точно ослепительный факел.
— Да, только ночь сохранила аргивян от неизбежной гибели. Завтра, думаю, решится их судьба. А сейчас — покоримся неизбежной ночи. Распрягайте лошадей, разбивайте стан, гоните из Города волов и овец, несите хлеб. Здесь будем вечерять! Заготовьте дров побольше! Пусть всю ночь горят огни — чтобы ни один враг не ушёл невредим. В Городе пусть усилят караул, пусть юноши и старики следят за окрестностями. Мало ли на что решится враг в таком положении. А мы завтра снова в бой. И пусть узнают надменные ахейцы, каково это — драться с троянами!