Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
— Хочешь стакан чая? — спросил Марти и указал парню на киоск, изобразив скрещенными руками букву «т» [10] .
Парень в очках и с акульей челкой продолжал смотреть на нас. Марти нетерпеливо ударил верхушкой буквы «т» о ее ножку. Болван по ту сторону стекла слабо улыбнулся, покачав головой. Он поднял руку — пожалуйста, подождите, о великий, — и проник к нам. Его щеки полыхали румянцем.
— Короче, жирный урод, — рявкнул ему Марти, вскинув ноги на стол. — Ты уже не в лодке на реке Кэм. И не на лужайке
10
Первая буква от «tea» — англ. «чай». (Прим. перев.)
Парень рассмеялся.
— Мне ужасно жаль, — сказал он.
Они все были аристократы. И даже те, кто не был аристократом, подделывались под них.
— Мне следовало представиться, но я не хотел прерывать ваше редакционное совещание.
Он посмотрел на меня так, словно был в затруднении.
— Блант, — сказал он. — Джайлз Блант. Ревизор редакционного совета.
Я пожал ему руку. Она была мягкой и влажной, словно река Кэм. Марти даже не пошевелился.
— И что? — спросил он, и его лицо окаменело. — Причудливый титул делает вас неспособным принести таланту чашку чая?
Воцарилась мертвая тишина. И тут Марти расхохотался. Мы с Блантом тоже улыбнулись, радуясь услышать что-то, нарушающее эту ужасную тишину.
— Вот так и снимают напряжение. — Смеясь, Марти встал и протянул руку.
Он мог расположить к себе любого, если было нужно.
— Нам надо поговорить об «Оплеухе», — отсмеявшись, сказал Блант, вспомнив о своих полномочиях. — Если у вас найдется для меня окошко.
Марти оживленно кивнул.
— Я только возьму пиджак, и отправимся ко мне в офис, — сказал он.
Юноша изумленно взглянул на него.
— Сейчас? — переспросил он, посмотрев на большие старомодные часы. Было уже за полночь.
Мы с Марти переглянулись с улыбкой.
— Сынок, — объяснил он Бланту, — мы работаем не с девяти до пяти.
Мы втроем покинули здание компании и направились к Мейфэр по пустым улицам города, которые я знал всю свою взрослую жизнь. Улицы вокруг, казалось, никогда не менялись. Но я знал, что изменился сам.
— Когда тебе тридцать, ты хочешь быть свободным, — сказал я Марти, пока мы пересекали Беркли-сквер. — Но когда тебе сорок, хочешь кому-нибудь принадлежать.
Марти кивнул.
— Например, маленькая шлюшка из Вильнюса, с которой я познакомился, — загоготал он. — Я был бы не прочь принадлежать ей часок-другой.
Он хлопнул меня по спине и обернулся, чтобы рявкнуть на Бланта, который тащился за нами, не понимая, во что вляпался.
Но я на самом деле верил в это.
Десять лет назад я тосковал о бесконечно свободной жизни, хотя — вернее, потому что — понимал: ее у меня никогда не будет. Но сейчас, когда мне было почти сорок, я хотел семью, корни, хотел быть нужным. И мне казалось,
Мы вошли в дверь клуба «Пусси Галор», и молодая женщина в ночной сорочке ухватила Бланта за руку.
— Хочешь повеселиться? — спросила она со странным американским акцентом, куда примешивались нотки бывшего коммунистического ада. — Где ты живешь? Хочешь потанцевать? Или кутнуть? — Она прижалась к нему и доверительно зашептала: — Можем повеселиться у меня…
Блант отшатнулся, словно у нее в руках был пистолет.
— Может быть, позже, — сказал я женщине и взял Бланта под руку, уводя его подальше от жадных глаз у стойки бара.
Марти шел впереди нас. За каждую его руку уцепилась девушка, а менеджер провожал его в ВИП-зону. В его офис.
— Что это за место? — спросил Блант.
Интонация в его голосе превратилась в крепкий коктейль из страха и отвращения.
— Оно не такое, каким кажется, — сказал я. — Ничего похожего. Идемте.
Мы поспешили вниз по лестнице, спускаясь во тьму ада и офиса Марти — уютного ВИП-зальчика, огороженного красным бархатным канатом и вдобавок охраняемого бывшим боксером-тяжеловесом с черным галстуком на шее. Он вежливо поднял канат перед Марти и девочками. Мы тоже юркнули вслед за ним, словно в последнюю спасательную шлюпку на «Титанике».
Марти сидел, облепленный девочками.
Песня, которая звучала, была похожа на прекрасное сердцебиение. Та самая, в которой он говорит девушке, что не любит ее так, как хотел бы любить. Та самая. Она мне нравилась.
Блант и я ютились на краю изогнутого дивана, словно старые девы, попавшие на римскую оргию. Блант потрясенно глядел на Марти, выпучив глаза.
— Десять лет назад это было довольно скромное местечко, — сказал я ему, чувствуя, что должен что-то объяснить. — Здесь было полно местных девчонок, мечтающих стать моделями или актрисами. Они подрабатывали, танцуя стриптиз, чтобы было чем платить за квартиру, пока не станут Джуди Денч.
Мы повернули головы, привлеченные взрывом истерического смеха. Две блондинки скинули с себя ночные сорочки и теперь крутились перед довольной физиономией Марти, одетые во что-то вроде зубных нитей.
— Теперь здесь работают девочки из-за границы, — продолжил объяснять я. — Один из подарков, которые Европейский союз сделал для этих стран. Дал им свободу стать проститутками.
Официантка в пачке балерины принесла в ведерке со льдом бутылку «Пол Роджер» и наполнила пять бокалов. Блант качнул головой в сторону Марти.
— Расслабьтесь, — посоветовал я. — Выпейте. Сексом заниматься не обязательно. Вы можете спокойно покинуть это место, не нарушив своего целомудрия.
— Это эксплуатация, — заявил он. — И деградация. Половина человечества превращается в скотов.
И он потянулся за шампанским.
Когда я уходил, по перекошенному лицу Бланта была размазана губная помада, половина населения стран Балтики облепила его худосочное тело и он дико размахивал кредитной картой Би-би-си, требуя еще, еще и еще.