Мент. Ликвидация
Шрифт:
Хотя, что это я — даже спорить не стану: в отделении есть его люди, так устроена жизнь, и обижаться бессмысленно. Контора — есть контора. Было бы иначе, вот тогда я б удивился. А так всё в порядке вещей.
— У него, — признался я.
— Слышал, у тебя сотрудник погиб. Передай от меня соболезнования его родственникам.
— Передам. Сегодня похоронили.
— Да уж… Жаль, конечно. А насчёт твоей просьбы следующее скажу: присмотрись к такому Викентию Викентьевичу Смородину. Он ещё в царские времена со всяким сбродом якшался, как кого из бандитов подстрелят или
— Отлично! — радостно произнёс я. — Где искать подскажешь?
— Ну, милиция, всё-то вам нужно разжевать и в рот положить, — засмеялся Жаров. — Тебе записать или запомнишь?
— Запомню.
— Тогда слушай…
Глава 11
Когда мне было десять, я считал сорокалетних уже стариками, когда стукнул полтинник, тех, кому уже шестьдесят принимал за ровесников.
Я сидел напротив Смородина и, глядя на его неприветливое, изборождённое морщинами лицо, думал о нём, как о дряхлой развалине, а ведь он по возрасту немногим старше прошлого меня. Похоже, молодое тело привносит с собой посвежевший взгляд на многие вещи.
Причина неудовольствия доктора объяснялась просто: мой визит ему не по душе. Нет, сначала меня приняли хорошо, предложили напоить чаем, но, когда я раскрыл цель своего визита, Викентия Викентьевича как подменили.
— Вы сошли с ума, — заявил доктор. — Это неслыханное обвинение. Да, по роду деятельности мне порой приходилось оказывать помощь разным пациентам, но чтобы нарушать закон… Избавь господь, если вы в него, конечно, верите.
— Вы удивитесь, Викентий Викентьевич, но я верю. Но, кажется, моя вера куда крепче вашей.
— Это почему? — с деланным удивлением поинтересовался он.
— Потому что вы лжёте.
— Вот как?! — хозяин дома откинулся на мягкую спинку роскошного стула. — У вас, наверное, и доказательства имеются или вы обладаете магнетическими способностями и можете читать человека, словно открытую книгу?
— Доказательства? — Я усмехнулся. — Вы вроде как отошли от дел, больше не практикуете. У вас даже патента нет — я нарочно проверял.
— Возраст, знаете… Пора думать о чём-то вечном, а не о хлебе насущном, — язвительно произнёс Смородин.
— Вот-вот, от дел вы отошли, хирургией не занимаетесь, однако я явственно ощущаю в доме совершенно свежий запах медицинского эфира. Нет, я могу, конечно, предположить, что вы — наркоман, который находит забытьё благодаря эфиру, но мне кажется, что такой человек может себе позволить другое средство: кокаин или героин, — Я обвёл взглядом роскошную обстановку его квартиры.
Чем-то та напоминала жильё профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Правда, булгаковский герой был не просто медицинским светилом, но и лечил высокопоставленных лиц (по одной из версий, когда его пришли уплотнять, он звонил лично Ленину, по другой — Сталину,
Даже странно, что Викентию Викентьевичу по сию пору удалось сохранить четырёхкомнатные апартаменты в одном из лучших домов города.
Сам же эскулап вёл явно сибаритский образ жизни, если верить обстановке его квартиры: ковры, бархатные портьеры, дорогая мебель, позолота на люстрах, полки, гнущиеся под фарфоровой посудой.
— А ещё, — не преминул добавить я, — прежде чем зайти к вам в гости, я достаточно долго наблюдал за вашим жилищем, даже перебросился парой слов с одним из пациентов. Он сказал мне, что у вас просто золотые руки и всячески рекомендовал…
— Болтун, — покачал головой Смородин. — Я ведь предупреждал его держать язык за зубами.
— Прошу не ругать вашего пациента: он действовал исключительно из лучших побуждений. А вот я как начальник милиции хочу предупредить уже вас: не советую запираться. Для тех, кто со мной сотрудничает, я готов делать некоторые поблажки и закрывать глаза на то, что и преступлением называть не хочется, особенно, на фоне тех зверств, что недавно приключились в городе.
— О каких зверствах вы говорите? — напрягся Смородин.
— Весь город взбудоражен жестокими убийствами, а вы не в курсе? Позвольте не поверить вам, — сказал я.
— Я понимаю, о чём речь, но от меня ускользает другое: какое отношение имею я к этому изуверству?
— Скорее всего, вы оказывали хирургическую помощь одному из преступников.
— Простите, но у моих пациентов на лбу не написано, что они преступники! — завёлся доктор.
— Разумеется, поэтому я пока что разговариваю с вами довольно миролюбиво. Но мой тон может резко измениться, если вы станете вилять. Советую сказать мне правду, и я от вас отстану. Исчезну из вашей жизни, как страшный сон.
Я дружелюбно улыбнулся. Конечно, с этого дня доктора я возьму на карандаш, и к нему приду в будущем и не раз. Смородин прекрасно понимал это, но был достаточно опытным человеком, чтобы сообразить, какими последствиями могут оканчиваться эти визиты. Одно дело, когда с тобой просто говорят, другое — когда пытаются пристегнуть к конкретной статье уголовного кодекса.
Мы разыгрывали партию, в которой победа с первого хода была моей, однако я делал всё, чтобы слегка подсластить пилюлю проигравшему.
— Хорошо, я готов сотрудничать, — выдавил наконец Викентий Викентьевич. — Мне что — надо подписать какие-то бумаги?
— К чему эти бюрократические формальности?! — воскликнул я. — Между нами самый обычный разговор и только. Более того: я сделаю всё, чтобы он стал нашей маленькой тайной.
Смородин кивнул.
— Спасибо. Не всем в городе понравится, что я вот так, тет-а-тет… общаюсь с начальником городской милиции.
— Эти люди ничего не узнают.
— Рад слышать. Но, чтобы оказаться полезным, мне надо понять, какой именно из моих пациентов вас интересует и за какой период? — Доктор испытующе уставился на меня.