Мент. Ликвидация
Шрифт:
— Здравия желаю, товарищ начальник милиции, — по-уставному приветствовал он.
— Здравствуйте. Ваша фамилия? — сурово спросил я.
— Милиционер Химич.
— Товарищ Химич, на каком основании вы не приняли заявление от гражданина Осипова?
Взор Химича сильно потускнел, усы грустно опустились.
— Так товарищ Быстров, там ведь комедия, а не заявление, — сделал попытку оправдаться дежурный. — Гражданин утверждает, что кто-то залез в музей и выкрал из него картины. Я, товарищ начальник милиции, в том музее бывал. И видел, что за картины в нём висят. Такая мазня, что нужно быть
— Мазня?! — щёки Ипполита Севастьяновича запылали, приложи к ним лист бумаги, и тот загорится. — Вы назвали произведения искусства мазнёй?! Да как у вас язык повернулся?
— Успокойтесь, — обратился я к раздухарившемуся директору музея. — Мы во всём разберёмся и наведём порядок.
Я посмотрел на дежурного. Тот под моим взглядом сжался и опустил голову.
— Значит так, милиционер Химич: за неисполнение служебного долга объявляю вам выговор, пока что в устной форме. Но если история повторится… — договаривать я не стал, по тону было ясно, что провинившемуся не поздоровится.
— Слушаюсь, — со вздохом отозвался дежурный. — Прикажете принять заявление у гражданина Осипова?
— Обязательно примите, но не сейчас. Пока что мы сами поработаем с Ипполитом Севастьяновичем.
Толстяк довольно кивнул.
В кабинете я предложил директору музея стул, мы с Леоновым сели напротив.
— Итак, сколько всего картин пропало из музея, товарищ Осипов? — задал первый вопрос я.
— Две. Одна кисти Арчехабидзе «Натюрморт с сыром, колбасой, рыбой и хлебом»…
Леонов при упоминании столь аппетитного названия, невольно сглотнул. Я и сам несмотря на вчерашнее обжорство и сегодняшний плотный завтрак не отказался бы навернуть всё, перечисленное в натюрморте.
— … А вторая, о которой я вам рассказывал — это портрет помещицы Гальской, выполненный великим Серовым.
— Как он попал в ваш музей? — спросил Леонов.
— Подарили сами Гальские. Они справедливо решили, что нельзя прятать настоящее искусство от людей и передали картину музею. Причём абсолютно безвозмездно. Музей не заплатил за неё ни копейки. Более того, Гальские регулярно помогали нам, делая щедрые пожертвования.
— Достойный поступок, — согласился я. — Но вы уверены, что в музее висел подлинник?
— Конечно! — обиделся Осипов. — Картину видели специалисты. Если хотите, могу показать их заключения. Правда, они у меня в кабинете…
— Хорошо, верю, — остановил его я. — Многие ли знали, что у вас хранится этот шедевр?
— В своё время о подарке Гальских писали даже столичные газеты. Не так давно о нашем музее вышла большая статья в губернских «Известиях». Думаю, все образованные и интересующиеся искусством люди слышали о том, какое сокровище выставлено в нашей галерее.
— Это осложняет дело.
Получается, о картине знала каждая собака, причём не только в городе или, на крайний случай, в губернии, но и по всей стране. Это существенно расширяло ареал поисков и превращало нашу работу в каторжный труд.
Леонов тоже порядком скис. Он, как и я, уже успел оценить сколько всего предстоит перелопатить, чтобы получить результат.
— Ипполит Севастьянович, как думаете, в городе есть кто-то, кто мог бы похитить картину для, скажем, личной коллекции? — с надеждой спросил я.
Если в городе есть какие-то коллекционеры картин, то их количество вряд ли исчисляется десятками, скорее всего — два-три человека, а, значит, вполне реально взять их в оборот.
— Что вы, — твёрдо качнул подбородком директор музея. — Для горожан, разбирающихся в искусстве, такой поступок как… уж извините за сравнение — святотатство! Уверен, у нас в Рудановске таких нет.
— А в Москве или Петрограде?
— Всё может быть, — грустно произнёс директор. — Хотя, времена нынче такие… Хранить у себя подобные шедевры опасно. В любой момент могут прийти и реквизировать. Мне кажется, картину выкрали для продажи за границу.
— Хорошо, — кивнул я. — Тогда отправимся на место преступления. Вы нам всё покажете и расскажете, а мы посмотрим. Если получится, попробуем раскрыть по горячим следам.
— Я слышал у вас теперь и служебная собака появилась, — с живым интересом воскликнул Осипов.
— Появилась. И мы непременно задействуем её в этом деле, — заверил я.
Забрав с собой Лаубе с Громом, эксперта с его учеником, Бекешина и ещё нескольких милиционеров, мы отправились в музей.
В своё время власти города не поскупились, выделив под него одноэтажное каменное здание в форме подковы. Над входом располагалась маленькая башенка, от которой отходили два флигеля. Удивительно, как эту красоту не реквизировали для других нужд. То ли руки не дошли, то ли в нынешнем горисполкоме засели большие ценители искусства. Кто знает, может, внутри товарища Камагина живёт тонкий любитель живописи…
— Когда произошло ограбление? — заговорил я.
— Ночью, — печально сообщил Осипов. — Точного времени сказать, увы, не могу. Где-то в промежутке между полуночью и шестью утра.
Я осмотрелся.
— У вас есть сторож?
— Кого нет, того нет, — закручинился Ипполит Севастьянович. — Сами понимаете, какие крохи отпускаются сейчас на наши нужды! Если не считать Изольды Викторовны, которая тут присматривает за порядком в залах и делает уборку, всё остальное лежит на мне: я и швец, и жнец, и на дуде игрец. Кстати, здесь же я и обитаю. Семьи у меня нет, людям искусства вообще трудно найти достойных спутников жизни, так что мне пошли навстречу и разрешили квартировать в одной из комнаток в правом флигеле. Собственно, там же и мой кабинет. Вернее, то, что я им называю, — он смущённо улыбнулся.
— То есть, если я вас правильно понимаю: этой ночью, когда в музей проникли, вы находились в этом здании и спали? — вперил в него внимательный взгляд я.
— Разумеется, у меня нет обыкновения где-то шляться по ночам. Я — мирный человек, который не любит рисковать и пускаться в приключения. Конечно, я ночевал здесь.
— Но тогда вы могли что-то слышать?
— А вот тут я вас разочарую. Представьте себе, ничего не слышал. Совершенно ничего. Грабители или грабитель — не знаю, сколько их здесь было, действовали очень тихо, а у меня, между прочим, весьма чуткий сон! — не то пожаловался, не то похвастался он.