Меня не видно изнутри
Шрифт:
– Я тебя урою … маленький пупсик… – пробурчал Север, но всё же поднял палочки с земли и приставил их к макушке точно рожки. Мы покатились со смеху.
– Ушами ещё пошевели! – прыснула Вероника. – Хорошенький!
– Мозгами лучше пошевели… – булькнул Север.
– Какие мы нежные…
Что такого сделала Никки, что Север был с ней так груб? – неизвестно. Время от времени его переклинивало. Никто Севера за язвительность не осуждал, но мне почему-то всё равно было стыдно за его непрестанные, хоть вроде бы и шутливые, колкости.
Фрэдди должен был соорудить скульптуру человека напротив из подручных средств. Одноглазая шишка на кривых тоненьких ножках-веточках, с юбочкой из лопуха, с пышным бантиком-маршмеллоу, оказалась портретом Вероники.
– А что, похожа! Красотка! – выдавил Марк, оценивая работу мастера.
Все так хвалили работу Фрэдди, что Никки расстроилась. Север неожиданно проникся её страдальческим видом и глазами, полными слёз, прошёлся вокруг костра и сел рядом. На время он сунул один «олений рог» в карман, и освободившейся рукой в знак утешения потрепал сестру по макушке. Никки вздохнула и с обидой глянула на Фрэдди:
– Пощады тебе не будет!
– Ну пощади, – ласково попросил Фрэдди.
– Ну ладно.
– Чудо-выхухоль, – не сдержался Север, и всё понеслось по новой.
– А ты вообще молчи, хохлатый олень! – обиделась Никки.
– Лупоглазая руконожка!
– А ты, а ты… свиноногий бандикут!
– Щас забодаю, – примирительно пробасил Север.
– Рога не потеряй, маньяк, – она показала язык и мигом скрылась в кустах малины.
Север нырнул следом. Медленно повернув голову туда, где оба исчезли, невзирая на доносящиеся издалека вопли и гоготание, Диана устало заворчала:
– Рекламная пауза…
Марк и Шейла торжественно чокнулись чашками.
– Когда у этих шальных батарейка сядет, дайте знать, – Ди вернулась к чтению.
Шейла пожала плечами и нырнула за вопросом. Было слышно, как она озадачена:
– Гм… «Ты когда-нибудь дралась с девушкой? За что?»… Надо подумать…
Север мигом вернулся на место, а Марк и вовсе уставился на Шейлу как отощавший усталый путник, отыскавший оазис. Ответ был не таким эротичным, как бы им того хотелось, и Шейла, не уделив должного внимания поползновениям Марка, невозмутимо рассказала, как они с Марго подрались в первый день в школе, а потом до самого выпуска сидели за одной партой.
Я попыталась представить эту картину. Неугомонная Марго вполне органично вписалась в образ девичьей драки, а вот Шейла почему-то нет: очень уж она была лёгкой в общении. Острой на язык – да, может быть, но никак не драчливой.
– Странно, – подумала я и поняла, что брякнула слово вслух.
– Что странно? – спросила Шейла. – Что мы подрались?
– Не-е, – у меня запылали щёки, да вовсе не от костра. – Не ожидала, что вы с Марго сидели за одной партой. Думала, Марго и Фрэдди такие неразлучные друзья…
Они переглянулись. Я сделала глоток чая, чтобы успокоиться.
– А что такого? Ты в школе все годы сидела рядом с одним другом?
– Эм…
Лицо моё дёрнулось. Зачем я вообще заговорила? Поставив кружку и растерев пальцы, будто согревая их, я потянула время. Марго молча наблюдала. Она хорошо знала, в чём дело, и была готова помочь, но я решила, что справлюсь сама:
– Со мной вообще никто не хотел сидеть. А если приходилось, мы обычно не разговаривали, или меня просто дразнили. Но чаще просили отсесть подальше.
Север огорошено моргнул – лицо его стало ещё более хмурым, чем обычно.
– Почему?
– Если бы я знала, почему – наверное, у меня были бы друзья.
– Алекс, за что тебя дразнили? – голос у Никки был очень грустный. Чувствительная, понимающая, она трогательно глядела на меня, сложив ручки на груди.
– Самое худшее из прозвищ, что у меня были – это моё имя, – голос показался каким-то хрипло непослушным и чужим.
– В смысле, твоё имя? – ещё мрачнее отозвался Север.
– А што такого в имени Алекш? – Рем пытался зубами открыть пачку орешков.
– Ничего такого, – я поджала губы.
Друзья молча переглянулись. Диана прикрыла книгу, заложив страницу мизинцем, и уставилась на меня – в глазах проснулся неподдельный интерес.
– Оно рифмуется с чем-то обидным? – спросила она.
– Нет, «Алекс» не рифмуется. Просто с моим именем связана одна история, из-за которой одноклассники постоянно потешались надо мной.
Вдаваться в подробности не хотелось. Пересказывать историю детских страданий – тоже. Мы отлично проводили время. Зачем портить такой вечер нытьём и жалобами? И хотя любопытство едва начало набирать обороты, хотя Фанаты с нетерпением ожидали продолжения, только Фрэдди и Марго обратили внимание, как меня потряхивает. Фрэдди громко покашлял, принимая огонь на себя:
– Над моим именем тоже все в школе смеялись. Шейла с Марго, наверно, помнят. Когда мы изучали римскую мифологию, весь класс звал меня «Жулик». Моё имя Меркурий, – а бог Меркурий покровительствует торговцам, жуликам и ворам, так что ребята сочинили байку, будто я помогаю маме обвешивать покупателей. Знаешь, Алекс, вот вроде несусветица такая, а прозвище прицепилось. И если бы Ри вовремя не вспомнила про Фрэдди Меркьюри, не подсадила бы всех на Queen, так бы меня и кликали Жуликом до выпуска.
Значит, я не одинока в этом. Фрэдди светло, ободряюще улыбался, хотя воспоминание ничуть не было приятным. Он поведал о своей боли, защитил меня от расспросов. Оттого признательность ему становилась всё глубже. Меркурий. Красивое имя.
Вдруг меня неприятно осенило – слишком часто эта фраза звучала из чужих уст. Моё имя хвалили, не представляя, как оно мне невыносимо. Пусть уж лучше будет Алекс – просто, понятно, без лишних вопросов. Я привыкла к нему, но это произошло не сразу.