Мерцающий огонь
Шрифт:
Запрокинув голову, я задумалась о ее рассказе и призналась:
– Понятия не имела, что отец ее бил. А ты?
Папа кивнул:
– Я кое-что знал. Она упомянула об этом однажды, когда я учился в старших классах и Джек за что-то меня наказал… уже и не помню деталей. Я пожаловался ей на него. А она ответила, что мне повезло, так как меня воспитывают без помощи кулаков – в отличие от методов ее отца. Я знал только, что он был пьяницей. Однако и подумать не мог, насколько все было плохо. Понятия не имел, что он пытался ее
– Бедная наша бабушка. Очень вовремя ей встретился Теодор.
Зная, что раньше чем через час бабушка к нам не вернется, я решила провести время с пользой. Собрала стаканы, чтобы отнести их на кухню, и сказала:
– Сейчас пять. Хочешь, я приготовлю ужин? Бабушка наверняка проснется голодной.
– Заманчивое предложение. Помочь тебе?
– Нет, справлюсь. Хочу занять себя чем-нибудь. Чтобы забыть сам-знаешь-о-чем. – Папа догадался, что я имела в виду неверность Малкольма. Но, оказавшись в одиночестве на кухне, я не нашла в себе сил отвлечься от случившегося. Снова и снова представляла себе Малкольма с другой женщиной, их секс в первом ряду частного кинотеатра. Я никак не могла отойти от шока. И, крепко зажмурив глаза, пыталась выбросить навязчивый образ из головы.
Бесполезно. Он не покидал меня все то время, пока я рыскала по кухне в поисках ингредиентов для запеканки. Я нашла в шкафу немного макарон и поставила их вариться.
Я нарезала курицу, чувствуя себя беспросветной дурой из-за того, что без оглядки доверилась ему. Вступила в эти отношения без малейших колебаний, полагая, что сорвала джекпот, встретив такого мужчину. Как я могла не замечать его лживости? Почему раньше не сбросила эти колдовские чары?
Что за глупый вопрос. Сама виновата.
Я отложила нож, склонила голову и закрыла глаза в ожидании знакомого чувства вины, которое должно было вот-вот меня захлестнуть. За последние годы я научилась чувствовать его приближение. Я уже приготовилась к его сокрушительной мощи, которая заставит меня заново пережить ночь смерти моей матери, принять на себя бремя этого воспоминания, потому что подобное не уходит из памяти. Верно?
Мне было всего девятнадцать, когда мамы не стало. Все говорили, что ее убило лечение от рака, но я знала, что эта смерть была на моей совести.
Как-то вечером мы с ней остались вдвоем. Папа ушел отрабатывать отгул, который взял, когда мы возили маму в больницу на химиотерапию. Я наполнила для нее ванну в надежде выкроить часок-другой для подготовки к завтрашнему экзамену.
Сидя за столом в наушниках, я радовалась каждой свободной от забот минуте. И ждала возвращения отца, чтобы пойти к друзьям в библиотеку.
Чувство вины разлилось по моим венам, подобно ядовитой кислоте. Тем вечером я была недалекой эгоисткой, которая не понимала, что нужно ценить больше всего на свете.
Папа пришел домой и спросил, как дела у мамы. Я сказала, что она в ванной, и вдруг осознала: к этому времени вода уже должна была остыть. Я наполнила ванну больше часа назад. Он спросил, сколько она там пролежала, и, узнав ответ, кинулся к ней. Я слышала, как он постучался и позвал ее, но она не откликнулась. Он начал колотить в дверь, умоляя ее открыть, но ответа по-прежнему не было. К тому времени я уже выбежала в коридор, молясь, чтобы она что-нибудь сказала. Хоть что-нибудь.
Отцу пришлось выломать дверь. Он врезался в нее плечом снова и снова, и в итоге выбил ее ногой.
Моя любимая мама лежала под водой, ее тело стало призрачно-белым. Во мне всколыхнулась колючая, раздирающая душу агония, и я рухнула перед ванной, крича, будто меня скинули в огненную яму.
Вытащив маму из воды, папа бросился вызывать «скорую», но было слишком поздно. Когда он вернулся в комнату, я плакала над ней, качая ее на руках и приговаривая: «Мама, пожалуйста, проснись». Отец прислонился спиной к стене, смотрел и плакал. Скоро приехали парамедики и оттащили меня, чтобы забрать ее тело.
Ни до, ни после той ночи я не видела своего отца плачущим.
Позже врачи заключили, что мама утонула в ванне, потеряв сознание. Мы знали, что она не могла сделать это намеренно. Мама слишком сильно любила нас и не страдала от депрессии. Она боролась с раком.
Я вернулась в настоящее, когда бабушка спустилась в гостиную и сказала отцу, что так и не смогла заснуть.
Потом я осознала, что макароны уже закипели. Быстро сняла кастрюлю с конфорки и убавила огонь.
В кухню вошел папа:
– Она встала. Приготовлю ей чаю.
Я попыталась скрыть то, что минутами раньше заново пережила мамину смерть и все еще была потрясена этим.
– Скоро закончу, – пообещала я. – Только набросаю всякого в форму для запекания и отправлю ненадолго в духовку.
Он прошел мимо меня, чтобы наполнить чайник.
Бабушка допила чай, ужин был готов, и мы сели за стол. Съели мы немного – были слишком увлечены следующей частью бабушкиной истории, которую она продолжила рассказывать, как только мы устроились рядом с ней.
Глава 7
Все лето Вивиан добросовестно трудилась в министерстве снабжения. Она работала в бухгалтерии, и Теодор почти не пересекался с ней по службе. В основном они встречались на набережной Виктории, где Вивиан обычно перекусывала бутербродами, сидя на скамейке. Теодор замечал ее издалека и тут же шел поздороваться.
Шли недели, их встречи случались все чаще – и это не было совпадением. Вивиан сама сказала ему, что всегда обедает в полдень на одной и той же скамейке. Узнав это, Теодор стал брать перерыв на обед в тот же час, что и она. Каждый день он выходил на улицу и с радостью обнаруживал ее сидящей на солнышке.