Мэри Роуз
Шрифт:
— Боже мой! — Роберт вскочил, закрыл ей рот ладонью. — Ни слова об этом, Джеральдина, я вас умоляю! В этом дворце и даже в саду полно шпионов.
— Пошлите его с ними, — произнесла Джеральдина, убирая его руку. — С торговцами, которые поплывут в Германию. Если его поймают, то хотя бы сожгут того, кого нужно.
От ее слов он содрогнулся, но, преодолев первый испуг, успокоился. Это решение — меньшее из зол. Ему даже не придется прогонять Энтони, ведь он сам хотел пойти в первое плавание на «Джеральдине». О Библии Тиндейла парень понятия не имеет, а перевозка печатного издания подготовлена настолько тщательно, что ни с кем ничего не случится. Пока первые издания запрещенного перевода окажутся на английской земле, Джеральдина забудет об этом, а они с Энтони смогут снова заняться своей работой.
И только переведя дух, он осознал, что на протяжении всего разговора его недуг не давал о себе знать.
— Я сделаю то, что вы хотите, — произнес он. — А вы, миледи? Вы сделаете то, чего хочу я?
Изящно потянувшись, она повернула к нему свое восхитительное личико.
— Да, Роберт, — произнесла она. — Я стану вашей женой.
12
Фенелла
Портсмут, вскоре после Пасхи 1526 года
Зима была суровой, а сорок дней поста — еще более тяжелыми. Но теперь все деревья и кусты со страшной скоростью и неистовством покрывались зеленью.
В начале главной улицы поставили деревянную ладонь в человеческий рост, приветствовавшую посетителей ярмарки. Традиционно ярмарка в Портсмуте проходила в сентябре, но с тех пор как порт расширили, город получил право проводить вторую ярмарку, весной. Сюда стали приезжать торговцы со всех уголков Европы, и ранее гораздо более успешный город-побратим Саутгемптон отошел на второй план.
Фенелла и Сильвестр брели между прилавками, словно образцовая семейная пара. Он нес на руках маленького Люка, который не осмеливался идти, и вел за руку Элизабет, храбро шагавшую рядом. Оба ребенка замечательно выглядели. В Саттон-холл они попали запущенными и напуганными, но в этом веселом доме на них, как из рога изобилия, изливалась любовь.
— Не будем ждать, пока кто-нибудь из моих детей подарит нам внуков, возьмем их себе в дом сами, — говорил сэр Джеймс Микаэле, и оба расцвели, заботясь о сиротах.
Сильвестр был прирожденным отцом. Всякий раз, когда Фенелла видела, как он погружается в игру с Люком и Лиззи, она испытывала угрызения совести. Он рассказывал им старые истории, придуманные когда-то на верфи, пел им свои чарующие песни, а когда Лиззи в порыве озорства разбила лютню и расплакалась, он обнял ее и успокоил.
— Я все равно давно уже хотел купить другую, — утешал он девочку. — Весной, когда будет ярмарка, мы купим итальянскую, из страны, откуда родом поэт Петрарка.
Сильвестру нужно было жениться и завести своих собственных детей. Но он всякий раз уверял Фенеллу. что счастлив жить той жизнью, которую они ведут.
— У меня еще будет достаточно времени, чтобы жениться, а до тех пор с кем мне будет лучше, чем с тобой?
Фенелла чувствовала то же самое. Она ужасно скучала по Энтони, но, не считая этого, ей нигде не могло быть лучше, нежели в Саттон-холле. Идя вместе с детьми по рынку в поисках итальянского мастера, она с трудом верила своему счастью. Однако ей было неловко, оттого что из-за нее Сильвестр не строит свое будущее.
По ее лицу он угадал, о чем она думает.
— Фенелла, милая, зачем ты ломаешь себе голову? Я обещал другу сберечь его невесту. Ты знаешь, какая это честь? Кроме того, Энтони действительно не виноват, что граф всю зиму гоняет его с торговцами тканями туда-сюда. Что ж, ему еще и о возлюбленной заботиться?
— Ах, Сильвестр, конечно нет. Но все же Энтони в этом виноват. Он мог бы бросить графа, найти что-то другое и заботиться обо мне, как поступают тысячи других мужчин.
— Ты упрекаешь его в этом? — Глаза Сильвестра сверкнули, как у тетки, когда она заговаривала о Боге, мире и том, что Фенелла не следит за своими волосами. — Энтони не такой, как тысячи других мужчин. Я думал, именно за это ты его и любишь.
— Я люблю Энтони Флетчера вообще за все, что можно, — ответила Фенелла, — и, конечно, ни в чем его не упрекаю. Просто иногда меня удивляет, что этого не делаешь ты, — ты ведь не напрашивался на то, чтобы быть щитом для нашей своеобразной любви.
— Напрашивался, — не колеблясь, ответил Сильвестр. — Ты забыла, что я тоже люблю его? Ты забыла, что мы всегда, с первого дня, были втроем — ты, Энтони и я?
Фенелла покачала головой, но неловкость осталась.
— Смотри, — сказал Сильвестр, — я сейчас ссажу Люка и Лиззи у Себа, лоточника, куплю им засахаренных ломбардских орехов, а затем расскажу тебе кое-что, что прогонит тучи с твоего чела. Вообще-то, я хотел приберечь это на вечер, когда у меня будет новая лютня и я смогу сыграть тебе давнюю песню, но я не в силах смотреть, как ты убиваешься.
— Сильвестр! Не мучь меня!
Смеясь, он попросил лоточника присмотреть вместо него за малышами, а затем вернулся с бокалом медового вина. Протянул ей бокал, поцеловал в обе щеки.
— За твое счастье, милая! Никому больше я так не желаю этого, как тебе.
— Да что случилось-то?
Он взмахнул рукой, выудил из-за пазухи своего жакета бумагу. При этом он сиял так же, как отец, когда раздавал подарки на Новый год. Фенелла узнала угловатый и ровный почерк Энтони.
— Откуда оно? Из Германии?
— Из Гамбурга, — кивнул Сильвестр. — На этот раз им пришлось долго ждать груза, но, когда мы поедем в Лондон, Энтони тоже приедет туда. И останется.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он останется? — Фенелле очень хотелось запретить своему сердцу прыгать от радости, пока она не будет уверена. В Лондон они собирались ехать ровно через две недели вместе с сэром Джеймсом и тетушкой Микаэлой, поскольку сестра Сильвестра выходит замуж. Джеральдина Саттон выходит замуж за мужчину из высшего дворянского сословия, того самого графа Рипонского, вместе с которым Энтони строил корабль и по поручению которого выходил в море.