Мэри. Не герой моего романа
Шрифт:
Когда, наконец, в комнате миссис Смит стало немного чище и светлее, Мэри села возле кровати больной со своей вышивкой, которую ей надо было закончить обязательно в срок, и начала рассказывать Кэтрин местные новости. Внезапно та прервала её.
– Мисс Лодж!
– Мэри оторвалась от своего вышивания и с удивлением увидела, что мисс Смит очень волнуется. Её обычно бледные щёки покрыл лихорадочный румянец.
– Да, Кэтрин?
– Я... я боюсь за своего малыша. Мисс Лодж, он ведь будет сиротой! Представляете - совсем никого на целом свете, кто мог бы помочь или приласкать! Это так страшно, мисс Лодж!
– При этих словах кровь ещё больше прилила к лицу Кэтрин. Глаза её расширились, словно она видела что-то ужасное. Мэри испугалась. Она не знала, чем помочь бедной больной, как облегчить приступ. Руки её потянулись за лекарствами. Но Кэтрин перехватила
– И Кэтрин умоляюще сжала руки Мэри. Так, что сначала та даже растерялась. Но потом тихо произнесла:
– Обещаю!
От избытка чувств Кэтрин поднесла руки Мэри к губам. Девушке стало неловко, но в то же время горячо и радостно. Словно какой-то солнечный лучик толкнул её в сердце.
После этой вспышки, миссис Смит устало откинулась на подушки и закрыла глаза. Мэри по опыту знала, что больная сейчас заснёт. Подождав некоторое время, она собрала своё вышивание и вышла. На пороге она обернулась. Кэтрин сладко и спокойно спала, наверное, впервые за долгое время. Мэри сняла с её души самое тяжкое бремя, которое давило сильнее боли. И вот теперь мисс Смит лежала такая радостная и безмятежная. Она улыбалась, словно видела прекрасный сон о той Стране, в которую скоро должна была отправиться.
Прошёл ещё месяц, Мэри заходила к миссис Смит всё чаще и чаще, оставаясь иногда у её постели на целый день и отлучаясь домой только чтобы поесть или дать краткие указания Нэнси. К другим больным заходил теперь мистер Норхелл. Он только улыбался, видя такое рвение Мэри к делам милосердия. Наверное, он и рассчитывал на то, что увидев чужую беду, девушка перестанет печалиться о своей. Но в любом случае он молчал.
А Мэри повеселела. Несмотря на трудную работу и свое вышивание, которое она иной раз заканчивала уже поздно вечером при свете свечей, взятых в каморку больной из своего дома специально с этой целью, она чувствовала себя впервые, наверное, за последний год, спокойно. Заботы и вид чужого горя приносили ей, как ни странно, такое желанное успокоение измученному сердцу.
А ещё необходимый отдых давало ей отсутствие писем и новостей из её прежней жизни. Она никому пока не открывала своего адреса, из боязни, что Джеймс заставит её вернуться. И ещё она просто не чувствовала в себе мужества отвечать на письма. Она догадывалась, что у Мег, наверное, скоро будет малыш, как и у Беллы с Джеймсом. А полковник, наверняка сможет сообщить только несколько сухих строк о том, что он так и не нашёл мистера Треверса. Нет, лучше даже не думать об этом. Лучше жить и радоваться тому, что есть в этой жизни.
И Мэри постепенно обретала эту радость и это умение удивляться простым вещам. Самое странное, что происходило с ней, это то, что даже, имея всё и будучи избалованной богатой девушкой, она не испытывала того покоя, смешанного с лёгкой грустью, которое было у неё сейчас. Вся жизнь до трагедии была словно прелюдией к настоящей жизни. Тогда она была стрекозой, легкомысленно порхающей с цветка на цветок. А сейчас ей казалось, что она как пчела - трудится от рассвета до заката. Но мёд, собираемый ею более сладок, чем танцы стрекозы.
Она только с каждым днём более и более думала, как мог бы мистер Треверс полюбить её, такую своевольную, легкомысленную и себялюбивую. И поражалась тому, что раньше не видела этого. Она была недостойна его любви (да и сейчас не стала достойнее). И почему-то мысли об этом тоже приносили покой, а ещё помогали свыкнуться с одиночеством. Ибо его любовь теперь казалась ей невозможной, хотя и такой желанной. А ещё ей иногда казалось, что мир вокруг изменился, стал красивее и радужнее. А на самом деле изменилась она сама.
Миссис Смит умерла через два месяца после того памятного обещания, успев перед смертью поцеловать свою новорождённую малютку. А Мэри не могла налюбоваться на прекрасное в смерти и такое одухотворённое лицо Кэтрин. Как и обещала, она сразу забрала малышку к себе, правда, не очень представляя, что с ней делать. Но Нэнси знала о детях почти всё. Недаром она вынянчила и её саму и её матушку. Первым делом они наняли кормилицу, которая отказалась от денег и, смущаясь, объяснила, что "она хочет сделать добро для ребёнка Кэтти". Потом миссис Норхелл принесла в подарок платьице для малышки, а за ней потянулась бесконечная процессия знакомых и знакомых знакомых Кэтрин, которые хотели обязательно сделать хоть маленький, но подарочек дочке миссис Смит. Мэри немного утомили такие проявления любви, хотя она и принимала их благодарно. Её материнские чувства постепенно вступали в свои права, и ей было самую малость, но всё же обидно, что дочку Кэтрин воспринимали только, как дочку Кэтрин и никак более. А ведь при крещении она назвала девочку в честь двух матерей: Кэтрин-Луиза и дала свою фамилию. И теперь ей казалось, что она имеет на девочку столько прав, сколько и та, тело которой лежит теперь в земле.
Маленькая Лу - так однажды назвала девочку Мэри и это имя закрепилось за ней навсегда - доставляла очень мало хлопот. Она была, наверное, одним из самых милых младенцев, которые когда-либо рождались на свет. Но Мэри с непривычки очень уставала от своих новых обязанностей матери, хотя и очень любила их. Теперь её жизнь обрела тот смыл, который, она думала, уже потерян для неё навсегда.
Глава 4.
Зиму сменила весна, а потом и лето, а для Мэри, увлечённой радостью материнства, дни пролетали, как один. Маленькая Лу уже садилась в кроватке и усиленно лепетала что-то на своем детском языке. Она росла бесстрашным ребёнком и совсем не боялась ни шрамов Мэри, ни её уродства. Вообще Луизу мало что могло напугать. Она всегда безоблачно улыбалась и радовалась Божьему миру.
А у Мэри теперь почти не оставалось свободного времени, чтобы думать. Боль разлуки с мистером Треверсом постепенно притуплялась и забывалась. "Наверное, так и должно быть. Всему своё время" - думала Мэри, но ей почему-то становилось печально от этих мыслей.
За прошедшие дни она ещё сильнее сблизилась с семьёй Норхеллов, бывая у них почти каждый день. Иногда с Луизой, иногда одна. И вот как-то, оставив маленькую Лу дома, она по обыкновению сидела у Анны и вышивала. Больных летом почти не было, и мистер Норхелл всё свободное время проводил с женой и детьми. И в этот раз он вернулся со своих приходских дел ещё раньше. Анна ушла утешать маленького Джонни, у которого резались зубки, а Мэри осталась встречать мистера Норхелла. Они разговорились и девушка, сама не понял, как рассказала ему свою историю и историю мистера Треверса со всеми её горестями и сомнениями. В её рассказе уже не было той боли, как раньше, только какая-то светлая и тихая печаль. И мистер Норхелл ответил ей такой же откровенностью:
– Мисс Лодж, помните, я рассказывал вам, что и в моей жизни было испытание. Не знаю, сможет ли мой рассказ о нём помочь вам, но, возможно, когда-нибудь вы сможете передать его тому, кому он поможет. Так вот, мне было тогда столько же лет, сколько и вам. Я был помолвлен, но не на Анне, а на другой девушке, которую очень сильно любил. Но кроме своей руки, сердца и бедности, я ничего не мог ей предложить. А это, как вы понимаете, незавидное предложение. И, вот, незадолго до свадьбы она внезапно разорвала помолвку. Я не помню, какие слова она при этом говорила и чем оправдывала свой поступок. Возможно, её склонили к этому родители, которым такой мезальянс был не по душе, но меня как-будто накрыла тёмная ночь. Я не помню, как долго я выбирался из этой темноты, а когда выбрался, узнал, что моя бывшая невеста вышла замуж и стала богатой женщиной. Не описать всё, что я перечувствовал тогда. Я даже хотел отказаться от прихода, который мне давали, потому что не ощущал себя способным стать священником. Ведь священнику нужно быть утешителем для страждущих и обездоленных, а я сам тогда нуждался в утешении. И вот в этот мрачный час я заболел. Мои родители были далеко, и только бедная девушка Анна, дочка соседа, приходила ухаживать за мной. Она утешала меня и помогала не только вылечить тело, но и душу. И постепенно глаза мои стали открываться. Я понял, что моя прежняя невеста не любила меня, потому что смогла от меня отказаться, хоть даже и по минутной слабости. А если бы я и женился на ней, кто знает, был бы я счастли.Ведь она была не приспособлена для жизни в таких условиях, в которых привыкла жить моя милая Анна. И тогда я постепенно начал выздоравливать от своей прежней любви. А потом, не сразу правда, увидел в Анне то, что вижу в ней и по сей день.
– Мистер Норхелл счастливо улыбнулся и закончил рассказ. А Мэри показалось, что она уже слышала где-то эту историю, только другими словами. Но где это могло быть? Она перебирала в памяти картинки из своей жизни. И вдруг остановилась на одном воспоминании. Её, наконец, осенило. Внутренне дрожа от какого-то предчувствия, она всё-таки задала вопрос: