Мэри. Не герой моего романа
Шрифт:
Но время шло, Камминги должны были скоро вернуться. И Мэри, с трудом взяв себя в руки, занялась делами. Она долго беседовала с нотариусом, но всё, что извлекла из этой беседы - это то, что с момента смерти миссис Лодж, она не имеет права распоряжаться делами и доходами в Блэкберри Холле. Её же собственное годовое содержание хранится в банке и она сможет получить его, когда захочет. А также забрать вещи, оставленные ей по завещанию.
И потянулись безрадостные дни в ожидании Каммингов. Мэри не знала, что ей делать. Оставаться в Блекберри Холле она не могла, но и жить было негде. Мег была в Лондоне, полковник Фарджел и мистер Викерс - далеко. И иной раз она с каким-то отчаянием думала, что принять предложение мистера Викерса, не было бы такой уж глупой ошибкой. Но тут же с негодованием отметала такие мысли. Она не хотела предавать свои чувства, как бы не было ей тяжело. Даже думать об этом Мэри считала предательством мистера Треверса.
А жизнь в Блекберри Холле меж тем текла своей чередой. Слуги молчаливо выполняли свою работу, по-прежнему почтительно относясь к бывшей хозяйке. Но из них из всех, только от старой нянюшки Мэри получала утешение. И девушке это доставляло единственную радость. Она садилась поудобнее в кресле на кухне, когда Нэнси готовила, и слушала её добрые речи и разные истории. Нянюшка знала множество историй - некоторые из её деревенского детства, а некоторые - от знакомых сельчан. Приятный её говор успокаивал Мэри и навевал дрёму.
Нэнси рассказывала про покойную миссис Лодж и про мистера Лоджа, про мистера и миссис Камминг, про миссис Уинсли. Мэри даже удивлялась - откуда она столько всего знает.
А как-то раз, увидев, что девушке совсем грустно, няня рассказала свою историю.
– Вот вы, наверное, думаете, мисс, что я вас не понимаю. Говорит там себе что-то Нэнси Дрю, да пусть говорит. Ан нет! Я за свои годы многое пережила. И мужа потеряла и ребёночка единственного своего схоронила. Джимми то мой на небе сейчас, ангелочек маленький. И Робби с ним. А уж как он меня любил, да берёг, души не чаял. Хоть я никогда красотой особой не отличалась. Но я не о том. Была у меня подруга - красавица, красавицей. Косы - чистое золото, до пояса, вся такая статная, да ладная. И жених у неё был. Уж любил он её то как, чуть не на руках носил. Она бывало смеялась: "Избалуешь." Да вот тот год болезнь пошла. Все дворы косила. Лежали и дети и старики. Вот и она слегла. Да не просто болела, а тяжело очень. Насилу выжила. Только красота её пропала - косы обрезали, лицо оспинами изрытое стало, а сама похудела вся, да побелела. Стала от жениха своего прятаться, дескать стыдно ей, а сама плачет, да плачет всё. А он всё ж нашёл её, да сказал, что она ему любая по нраву и женился на ней. Теперь вот уже внучков растят. Так что, мисс Мэри, не горюйте. К лучшему всё. А то, не ровён час, вышли бы замуж за мистера Джеймса. А он вам совсем не пара. Я его ещё мальчонкой знала. Такого ябиды и труса ещё поди сыщи!
– Спасибо, Нэнси. Эх, если бы всё так просто было!
– А чего мудрить то? Замуж то все выходят - и глупые, ровно, как я, и умные. Это дело то простое. Главное мужа любить, да слушать. Робби то мой и гневался порой, да и после работы иной раз выпить с друзьями любил. А я его чтоб ругать - да никогда! Хорошо, милый, говорю, всё будет, как скажешь.
– И нянюшка хитро посмотрела на Мэри. Та засмеялась в ответ.
– Вот видите, мисс Мэри, вы и смеётесь уже. Как хорошо! Поди не зря, рассказы то мои. А теперь пора-ка вам отдыхать.
– И Мэри покорно пошла отдыхать в свою комнату.
Все эти долгие дни, пока не вернулись Джеймс и Белла, она много размышляла, пытаясь понять, чем будет заниматься в жизни и на что жить. В гувернантки дорога ей заказана из-за своего уродства, рисовать она не умеет, чёрную работу не потянет. Что же остаётся? Возможно, её таланты к вышивке смогли бы как-то помочь. Но как? Мэри не представляла, что делать. Столько ударов за этот несчастный год обрушилось на неё, что и более сильная натура пребывала бы в смятении, а уж про неё то и говорить нечего. Впрочем, если бы ей кто-то сказал, что она сейчас становится такой вот сильной женщиной, Мэри бы рассмеялась над этими словами. Хотя перемены в ней уже происходили и были даже видны окружавшим её людям.
Когда вернулись Джеймс и Белла, они сразу дали понять, как непрактично всё в Блэкберри Холле было устроено при прежней хозяйке. Зато вот теперь они всё исправят. Мэри глотала слёзы обиды за матушку, но молчала. Через пару дней, когда Камминги немного обустроились в Блэкберри Холле, у Мэри с Беллой состоялся разговор.
– Девочка моя, - начала Белла в своей покровительной манере, - пока Джеймс твой опекун, мы разумеется не против того, чтобы ты жила с нами. Но потом... знаешь ли, нам всё равно нужна будет женщина, которая смогла бы присматривать за домом, пока мы будем в отъезде. А мы намерены часто уезжать в Лондон. Зимой здесь просто скука смертная. Ну и потом, конечно, когда у нас родятся прелестные детки, им, разумеется, нужна будет няня. Я думаю, если они с младенчества будут видеть твои, гм... особенности, они привыкнут к тебе. Разумеется, ты ни в коей мере, не будешь находиться у нас на положении служанки. Но, просто согласись, что тебе больше нечего делать, а этих несчастных годовых не хватит на одежду и содержание приличного дома.
Мэри просто задохнулась от такой тирады. Она не знала, что ответить на такие наглые и оскорбительные слова. Да, она согласна быть гувернанткой, но не в собственном же доме у своего кузена! Белла ведь по сути сказала, что не согласна на её проживание в их доме даром! Что же ей было делать? Куда идти? В смятении она попросила подумать и миссис Камминг снисходительно разрешила ей это.
Мэри вернулась в свою спальню, села на кровать и горько разрыдалась. Сил сдерживаться уже не было. Все её друзья заняты своими делами и у них нет возможности помочь ей. Мег гостила опять у Эммы в Лондоне и готовилась к скорой свадьбе, Фарджел - где-то несоизмеримо далеко, так что даже письма шли очень долго, мистер Викерс - вернулся в своё поместье, которое отстояло то ли на шестьдесят, то ли на восемьдесят миль отсюда. Мег бы, конечно, с удовольствием взяла её к себе домой, после свадьбы. Но Мэри не хотела стеснять кузину.
От горьких слёз и сетований на свою судьбу, девушку отвлёк стук в дверь. Это была Нэнси.
– Мисс Мэри, я... Ох, Боже ж мой! Да вы плачете!
– Нэнси!
– Мэри заплакала ещё сильнее и бросилась к старой нянюшке на грудь. Та обняла свою хозяйку и усадила её на кровать. Осторожно, большими узловатыми и пахнущими так вкусно молоком, руками, Нэнси гладила девушку по голове.
– Не плачьте, мисс Мэри, не плачьте! В жизни уж если что-то плохое и случилось, то обязательно оно сменится хорошим. Это ну закон такой. И Всевышний так говорит, чтоб мы радовались всегда и славили Его.
Мэри слушала нянюшку и верила, верила ей всей душой. Чувство безопасности и покоя, испытанное в детстве, когда Нэнси кормила её и укрывала одеялом в детской кроватке, снова посетило её. Она сама не догадывалась, как сильно изголодалась по любви за все эти годы. Миссис Лодж бесспорно была её матерью, хотя, может и слишком строгой, но по-своему, любящей. Но такого чувства покоя и любви Мэри не испытывала никогда. Матушка никогда не обнимала её и не ласкала. По сути они жили в одном доме как два чужих человека.
Положив голову на колени, старой нянюшке, девушка рассказывала ей все свои горести, пока та гладила свою хозяйку, как маленькую, по голове.
– Так, мисс Мэри, вы значит хотите уйти от Беллы? Мне то, честно говоря, у них тоже оставаться не хочется.
– Да хочу то я хочу, да только куда мне идти?
– Знаете, я ведь вспомнила. У вашей матушки было совсем маленькое имение, в глуши, возле Н...борна. Это, почитай двадцать миль отсюда. Я ещё там жила с ней, до замужества её. Давно дело было, больше двадцати лет назад. Оно вам должно по наследству то отойти. Брат мой, Сэм, управляющим ещё там числится. Присматривает за домом, и всё такое. Только я давно его не видела уже, очень давно. Да и времени то всё не было.