Меридон (др.перевод)
Шрифт:
– Уилл Тайяк! – вымолвила я, и мое сердце запело от радости.
Он улыбался, его лицо светилось от радости при виде меня, и я протянула ему руку. Если бы мы оба не были верхом, я бы повисла у него на шее.
– Как ты? – сразу спросил он. – Как они с тобой обращаются? Ты бледная, ты тут счастлива?
Я рассмеялась и положила руку ему на плечо.
– Перестань! – сказала я. – Все хорошо. Я поздно легла, поэтому, может быть, вид у меня и уставший, но я вполне счастлива. В Широком Доле все хорошо?
– Да, – ответил он. – Неплохо. Распахали, засеяли
Я проглотила ком в горле. Уилл казался посланником из другого мира, я почти ощущала запах холодного осеннего воздуха Широкого Дола, исходящий от него. Я подумал о доме, угнездившемся среди парка, о желтеющих и золотящихся деревьях. О буках, которые становятся багровыми и темными, о животных, спускающихся с верхних пастбищ.
– Красиво там? – спросила я.
Глупый был вопрос, но я не нашла подходящих слов.
Уилл понимающе улыбнулся.
– Да, – ответил он. – Розы возле Холла еще цветут, хотя год клонится к концу. Вода в Фенни высокая, ты ее не узнала бы. Деревья меняют цвет, и ласточки улетели. По ночам очень громко кричат совы. Луна была недавно очень яркая и желтая. Я по тебе скучаю.
Я со свистом втянула воздух и оцепенела. Взгляд Уилла опустился с моего лица на гриву его лошади.
– Я приехал в город по своим делам, – сказал он. – Но пообещал себе, что найду тебя и скажу это. Я понимаю, ты хотела увидеть сезон, хотела понять, какова господская жизнь.
Он помолчал, а потом продолжил – мягко, убеждая меня:
– Теперь посмотрела, ты все видела. Была на балах и танцевала с лордами. Теперь тебе пора вернуться домой. Я приехал, чтобы сказать тебе это и проводить домой, если ты уже довольно тут побыла. В Холле тебе приготовили спальню. Мы до темноты будем дома. Мы все будем рады, если ты вернешься.
По улице с грохотом проехала телега, груженная молочными бидонами, Море вскинулся, и мне пришлось его удержать.
– Поехали со мной в парк, – сказала я. – Морю нужно упражняться.
Уилл кивнул груму.
– Я ее провожу, – сказал он. – А ты поезжай и съешь что-нибудь. У тебя вид заморенный.
– Так и есть, – с благодарностью ответил грум, снимая в мою сторону грязную кепку. – Мне прийти к дому за лошадью, когда вы вернетесь, мисс Лейси?
– Нет, – ответила я. – Я его приведу.
Грум развернул лошадь и потрусил по улице обратно к конюшням, а мы с Уиллом повернули к парку.
Уилл рассказывал мне о новостях Широкого Дола: родилась девочка, ее собирались назвать Сарой, викарий уезжал на неделю и очень рассердился по возвращении, что никто не пришел в церковь, где он оставил за себя младшего священника. В деревню заходил бродяга, попрошайничал, а потом украл все белье, сушившееся на веревках. На выгон вернулись цыгане, они всегда стояли там табором. Приехали рано, что предвещало суровую зиму.
– Все, как всегда, – с улыбкой сказал Уилл.
Мы ехали бок о бок медленным галопом. Море вспомнил наши с Уиллом гонки на холмах и на выгоне, вскинул голову
– А ты? – спросил Уилл. – Все, как ты ожидала?
Я пожала плечами.
– Помогает провести время, – сказала я.
Я искоса на него посмотрела и стала рассказывать, как все было на самом деле. Я рассказала о радостях новой жизни: о платьях, шляпках, утренних прогулках. О необыкновенных людях, которые в этом странном новом мире считались обычными. Рассказала о молодых людях, и он так смеялся, что ему пришлось лечь на гриву лошади, когда я рассказала, как сэр Руперт, задыхаясь, валялся на диване, держась за яйца.
– А леди Хейверинг? И лорд Перегрин? – спросил Уилл. – Они к тебе хорошо относятся?
Я замялась.
– Насколько могут, – сказала я. – Леди Клара холодна как лед. Я видела женщин и подобрее, которые выселяли нищих. Ей нет ни до чего дела, кроме поместья Хейверингов и наследников.
Уилл кивнул.
– Я слышал, до старшего сына ей дело было, еще какое, – сказал он. – Того, который умер.
– Да, – жестко сказала я. – Мертвых куда проще любить.
Уилл на это рассмеялся.
– Но лорд Перегрин, – сказал он, тщательно изображая небрежность. – Ты с ним часто теперь видишься? Вы все еще помолвлены?
Я кивнула, не глядя на него.
– Контракты у юристов, – сказала я. – Я выйду за него, пойми.
Уилл смотрел вперед, вдоль узкой аллеи, над которой сходились аркой над нашими головами светло-желтые ветви каштанов. Мы были совсем одни, и шум утреннего города казался таким далеким.
– Я думал, может, ты встретила кого-нибудь, кто понравился тебе больше, – сказал Уилл. – Думал, ты его используешь, чтобы удобно устроиться в Лондоне, а как устроишься, выкинешь.
Я сухо улыбнулась:
– Ты обо мне высокого мнения, не так ли?
Он пожал плечами.
– Не в первый раз девушка бросает слюнтяя, – сказал он. – Я думал, ты, когда осмотришься, найдешь себе кого-нибудь, кто тебе приглянется.
– Нет, – сказала я. – Не думаю, что мне когда-нибудь приглянется мужчина.
– Не повезет мужчине, который тебя полюбит, – заметил Уилл.
– Очень, – ответила я.
Я искоса глянула на него.
– Горе тому, кто меня полюбит, – повторила я. – Если женится на мне, узнает, что я всегда холодна. А если нет, может впустую потратить свою жизнь на любовь ко мне, а я ему никогда не отвечу.
– Потому что ты ее любила, а теперь она умерла? – очень тихо спросил он.
Я сжалась, едва только он заговорил о боли, которая была все так же свежа и остра во мне, как в тот вечер, когда она умерла.
– Да, – сказала я. – Может быть, из-за этого. Но и до того, задолго до того, для меня, кажется, все уже было кончено.
– Лорду Перегрину, значит, не так много и достанется, – сказал Уилл.
Я улыбнулась.
– Ему достанется то, чего он хочет, – сказала я. – Он холоден. Ему не очень нравятся женщины. Он до смерти боится своей мамы, а я ему по душе, потому что не суечусь и не прошу ласки.