Меридон (др.перевод)
Шрифт:
Я кивнула.
– Как вы думаете, чего она хочет от меня? – спросила я.
Мистер Фортескью пожал плечами.
– Она обзавелась новыми платьями и шляпками, пока одевала тебя, – сказал он. – Ей нравится вращаться в лучшем обществе, и ей не составит никакого труда взять тебя с собой на следующий сезон. Я думал, ты ее развлекаешь – ей, должно быть, скучно в деревне.
Он помолчал.
– Возможно, ей доставляет удовольствие и то, что мне не нравится ее влияние.
– Но вы ничего не можете сделать, – резко подтвердила я.
Он кивнул.
– Я ничего не могу сделать, –
– Вы можете отказаться давать мне деньги, – заметила я.
Джеймс Фортескью улыбнулся.
– Я не стану тебя так принуждать, – мягко сказал он. – Возможно, по сравнению с Хейверингами я кажусь очень скучным, но я не торговец-самодур, Сара. Я очень любил твою мать, и ради нее я желаю тебе только счастья. Если светская дама, вроде леди Хейверинг, тебе по нраву, тогда я рад, что ты с нею дружишь. У нее уж точно получится ввести тебя в знатное общество лучше, чем у любого из тех, кого я знаю.
Я внезапно потеряла терпение.
– Я хочу самого лучшего! – воскликнула я. – Дама, о которой вы говорили, та, что должна была приехать и жить со мной, это второй сорт! Я поняла это, едва о ней услышала! Она бы учила меня тихо жить в деревне и радоваться, когда пригласят поиграть в карты в Чичестере! Я так не хочу! Какой смысл был проходить весь путь от цыганского фургона до этого дома, чтобы в итоге не получить лучшего, самого лучшего, что только есть!
Джеймс Фортескью пристально на меня посмотрел и очень устало улыбнулся.
– А ты полагаешь, что леди Клара – это лучшее? – спросил он. – И лорд Перегрин?
Я задумалась. Часть меня прекрасно понимала, что леди Клара – такая же прожженная авантюристка, как я сама. Что она тверда, умна и хитра, как старый лавочник, привыкший обвешивать покупателей. И что сын ее – милый ребенок, всего лишь слабый и милый ребенок, который ничем не может похвастаться, кроме светлых кудрей, голубых глаз и нрава, смягченного выпивкой.
Но они меня смешили, они меня привечали и обещали помочь вернуть мое состояние, отобрать его у жителей деревни и тех, кто совместно со мной владел землей Широкого Дола.
– Да, полагаю, – упрямо сказала я.
Солгала прямо в расстроенное лицо Джеймса Фортескью.
– Я полагаю, что они – высшая знать, и хочу стать частью их мира.
– Что ж, хорошо, – сказал он. – Я написал вам с леди Кларой записку, о том, сколько вы можете тратить в квартал и в каком банке можете снимать деньги, а также где у меня контора в Лондоне и в Бристоле. Я хотел бы встречаться с тобой примерно раз в месяц, в Лондоне или здесь. Если ты изменишь мнение по поводу Хейверингов, напиши мне немедля, и я приеду и заберу тебя.
Я кивнула, отмахнувшись от ощущения, что совершаю серьезную ошибку.
– Хорошо, – напряженно сказала я.
– Если передумаешь, Сара, – ласково сказал Джеймс, – если передумаешь, пожив той жизнью, и захочешь вернуться в Широкий Дол, твой дом всегда тебя ждет, помни. Может быть, ты найдешь кого-нибудь, с кем тебе будет хорошо здесь. Тебе не обязательно
Я покачала головой.
– Они мне нравятся, – дерзко ответила я. – Я не из таких, как вы, мистер Фортескью. Вам не понять. Их жизнь, их жизнь в свете – все это мне очень подойдет.
– Жаль это слышать, – мягко произнес Джеймс и поклонился.
Он не попытался поцеловать мне руку, как однажды было прежде, и вышел из комнаты.
Я какое-то время сидела в молчании. Наверное, я должна была торжествовать, что победила сильного человека, управлявшего моим состоянием, что мне удалось устроить все наилучшим образом и по-своему. Но я не ощущала победы. Мне казалось, будто мне предложили немного золота, но я предпочла фальшивую монету. Я ощутила на шее нитку с золотой застежкой, которую я все еще по привычке носила. И подумала, что бы сказала обо мне Селия, о своей бродяжке-внучке. И что бы моя давно умершая мама Джулия подумала, увидев, как я отвергла человека, которого она любила, и отвернулась от земли, которую она звала домом.
Я молчала и тосковала лишь в тот вечер. На следующий день в Дол-Холл нагрянула леди Клара, они с мистером Фортескью обменялись документами и адресами, она велела уложить мои вещи и увезла меня.
Я только раз еще увидела Джеймса Фортескью, когда он приехал попрощаться со мной накануне своего отъезда в Бристоль. Он даже не переступил порог, так и стоял на террасе, держа в поводу лошадь, пока я не вышла к нему.
– Уилл Тайяк заедет завтра и сопроводит тебя на прогулку, – сказал Джеймс, стоя на террасе. – Я бы хотел, чтобы ты, Сара, ездила с ним и узнавала о поместье как можно больше. Я знаю, что твое сердце стремится в Лондон, ты ждешь сезона, но и сама леди Клара скажет тебе, что можно вращаться в самом изысканном обществе и вместе с тем знать, что растет на твоих полях.
Я согласилась:
– Я хочу учиться.
Я не сказала: «Чтобы, достигнув совершеннолетия, все изменить», – но эта мысль повисла между нами в воздухе.
– Возможно, когда ты увидишь, как идут дела у соседей и как они идут в Широком Доле, ты станешь смотреть на все по-моему, – мягко произнес мистер Фортескью.
– Возможно, – сказала я.
Он протянул руку, и я подала ему свою, как меня учили.
Я уже умела не отшатываться. Леди Клара ругала меня за чувствительность к чужим прикосновениям и заставляла стоять смирно, а сама ходила кругами, похлопывая меня по щекам, по плечам, по рукам, ерошила мне волосы.
– Вот! – говорила она, совершив круг. – Я не жду, что ты станешь вешаться на своих друзей, но ты девушка, а девушки должны быть доступны ласке.
Так что для меня не составило бы труда подойти к мистеру Фортескью и дождаться, пока он поцелует меня в лоб или даже поцелует мне руку. Но он не сделал ни того ни другого. Он пожал мне руку, словно я – молодой джентльмен, и касание его было твердым и дружеским.
– У тебя есть мой адрес, – сказал он, поворачиваясь и садясь на лошадь. – И что бы ты ни думала о моем попечительстве, помни, что я твой друг, что я пытался сделать все возможное и для тебя, и для этой земли. Если тебе что-нибудь понадобится, пошли за мной, и я тут же приеду.