Мертвая тишина
Шрифт:
Мне хочется спросить Кейна, что же в его памяти, вот только ему больше пойдет на пользу, если он сможет избавиться хотя бы от части своих воспоминаний.
— Когда я увидел, как ты карабкаешься по тросу, мне стало понятно, что ты стремишься попасть на ЛИНА, и я тогда включил лебедку, но…
Я отталкиваюсь от пола рукой и усаживаюсь. В голове стучит так, что хочется умереть. Но, по крайней мере, я хотя бы способна держаться прямо.
— Эй-эй, потише! — предостерегающе вскрикивает Кейн. — В твоем состоянии…
Мотаю головой, и тут
— «Аврора» вот-вот взорвется. Заложены заряды. С таймером.
У него округляются глаза.
— Маршевый двигатель ЛИНА в рабочем режиме, но управления нет. — Мужчина задумывается. — А у нас… Нет, мы его разобрали. Это я помню. — Он начинает восстанавливать цепь событий.
Мне ненавистна мысль, что у него вот-вот оживут в памяти моменты, о которых я только и мечтаю, чтобы они никогда не происходили. Впрочем, для этого ему просто-напросто может не хватить времени.
— Это я знаю. А маневровые двигатели у нас действуют? — Насколько мне известно, с ними-то все должно быть в порядке.
Кейн хмурится.
— Да.
— Я понимаю, что далеко мы на них не уйдем, но…
Сомнение на его лице сменяется решительностью.
— Днище ЛИНА прочнее всего остального корпуса. Если удастся развернуться низом к «Авроре», будет дополнительная защита от взрыва.
Я киваю, и Кейн вскакивает и устремляется на мостик.
Медленно следую за ним. На камбузе, однако, ненадолго задерживаюсь, чтобы окинуть взглядом нашу скорбную коллекцию артефактов с лайнера. Две скульптуры Траторелли, «Скорость» и «Грация», и аварийный буй, вытащенный из космоса по настоянию Ниса, которого поддержали и остальные.
Все было напрасно. Абсолютно все. Пускай Макс и погиб, а прибор совсем скоро сгорит, это нисколько не помешает «Веруксу» вести бизнес — или продолжать вести — в точности так же, как они делали это на протяжении многих лет — пережевывая и выплевывая человеческие жизни.
Кейн уже пристегнулся в пилотском кресле. Весьма вероятно, что эти ремни безопасности используются впервые, поскольку сам-то Воллер предпочитал, чтобы они болтались над полом. Я вспоминаю, как он разворачивался в этом самом кресле и отпускал какое-нибудь замечание на грани оскорбительного, при этом ухмыляясь, подзадоривая нас огрызнуться в ответ, и сердце мое обливается кровью.
В подобном настроении я едва ли не ожидаю голоса Ниса по внутренней связи, с лекцией, например, о воспламеняемости лака на панелях из настоящего дерева на Платиновом уровне «Авроры». Кресло Лурдес тоже ощущается мучительно пустым. Ее наушники так и лежат на пульте связи, где она их и оставила. Как будто всего лишь отлучилась заварить чай и в любую секунду может вернуться. О боже, как бы мне хотелось, чтобы именно так и было…
Я пристегиваюсь на своем обычном месте, и мы с Кейном наблюдаем, как маневровые двигатели корректируют наше положение и медленно, но неуклонно уносят нас прочь от лайнера. Каждый метр — давшийся дорогой ценой шаг
Увы, камеры показывают, что мы все еще близко, слишком близко.
— Как ты думаешь… — начинает Кейн, однако закончить уже не успевает.
На экранах «Аврора» на мгновение озаряется изнутри ярким светом, словно бы там восстановили подачу электричества и пассажиры снова танцуют, болтают, пьют шампанское — живут.
Но лишь на мгновение. Уже в следующее свет выплескивается наружу, и лайнер раскалывается на части и исчезает во вспышке взрыва, словно тень в показавшемся из-за облаков полуденном солнце.
Все происходит беззвучно, но в конце концов до нас докатывается взрывная волна, и следует чудовищный удар.
Меня бросает в сторону, и весом собственного тела мне пригвождает руку к упрочненному подлокотнику кресла.
Я чувствую, как ломается кость, и кричу, приготовившись к последним секундам воздуха и жизни, перед тем как ЛИНА расплющится подобно яйцу.
Вместо этого, однако, мы начинаем бесконечно вращаться. Завывает сирена, мостик наполняется дымом.
Но мы живы. Пока.
— Клэр! — кричит Кейн.
— Я в порядке, — выдавливаю я.
Сквозь клубы дыма я различаю лишь смутный силуэт, двигающийся над приборной панелью.
Вращение постепенно замедляется. По-видимому, Кейн пытается остановить его с помощью маневровых двигателей.
А затем снова включается генератор гравитации, и под аккомпанемент стука падений различных предметов мир ЛИНА возвращается к привычному устроению.
— Клэр! — Кейн возится с ремнями и, высвободившись, опускается на колени рядом с моим креслом.
И ахает при виде моей руки. Самой мне страшно на нее смотреть, но, очевидно, дела и вправду плохи, если такую реакцию у него вызывает один лишь взгляд на нее.
Здоровой рукой я прижимаю сломанную к животу, и от одного лишь этого движения меня прошибает холодный пот.
— Я в порядке, — повторяю я и немедленно разоблачаю собственную ложь, перегибаясь через подлокотник и заливая рвотой весь мостик.
— Управления нет. Связи тоже. Припасы и средства жизнеобеспечения на исходе. Наверно, стоило просто остаться на «Авроре». Быстрая смерть.
Говорю я главным образом для того, чтобы отвлечься от процедуры наложения шины. Кейн помог мне выбраться из кресла и отвел на камбуз, где уложил, насколько это было возможно, на сиденья и сделал какой-то укол. Уж не знаю, что это было за средство, но его определенно недостаточно.
Он действует очень осторожно, но все равно я стискиваю от боли зубы.
По крайней мере, дым рассеялся, а потрепанный корпус вроде как держит. Скульптуры Траторелли катаклизм не перенесли и теперь лежат мраморными глыбами на полу, а аварийный буй всего лишь завалился на бок. При любых других обстоятельствах оценка полученного ущерба являлась бы задачей номер один, при нынешних же я весьма сомневаюсь в ее необходимости.