Мертвая тишина
Шрифт:
— Хорошо. Тогда приступим.
— Ты все правильно сделала, — говорит Кейн, едва лишь мы покидаем мостик.
— А вот это еще посмотрим. Воллер явно так не считает.
На этот раз обыск начинаем с дальнего конца коридора по правому борту.
— Воллер — идиот, — отмахивается мужчина.
Даже если и так, Лурдес точно нет.
Кейн берет меня за руку и легонько ее сжимает. Прежде чем высвободиться, мне удается продержаться несколько секунд. Прогресс, а?
Увеличение
Где люди прятались в своих номерах… или их заперли. Наверняка даже шум двигателя сказывался на царившем хаосе. Все, конечно же, были напуганы и не понимали, что происходит. Набрасывались друг на друга, введенные в заблуждение галлюцинациями. Единственное наше преимущество, пускай и небольшое, заключается в нашей осведомленности о трагедии на «Авроре» — и в том, что с ней наверняка связаны и нынешние инциденты.
Пассажиры и команда, несомненно, думали, что сходят с ума.
Что, кстати говоря, остается возможной перспективой и для нас. Но мы хотя бы знаем, что не будем первыми.
Осмотр первых нескольких номеров проходит без происшествий. Все в точности, как мне запомнилось. Никаких признаков чего-то необычного, не говоря уж о следах посторонних. С другой стороны, как мы можем быть в этом уверены, если не можем доверять собственным чувствам?
Я качаю головой.
— Что? — тут же реагирует Кейн, запирая осмотренный люкс.
— Да просто подумала…
Внезапно лампы над головой начинают беспорядочно мерцать. На только что освещавшиеся участки падают тени, и мне не отделаться от ощущения, будто в них что-то движется. Какая-то блеклая ткань. Белая с голубыми цветочками.
Я замираю.
— Я тоже это вижу, — быстро говорит Кейн. — Включается и выключается свет, как Нис и предупреждал.
«Клэр. Клэ-э-эр».
Бекка. Она не появлялась вот уже много лет. С самого Ферриса. Откуда она здесь только взялась?
Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и открываю глаза.
— Все в порядке. Со мной все нормально.
Затем сосредотачиваюсь на пятнах света, стараясь игнорировать корчащиеся тени, и заставляю себя двигаться вперед. Это просто галлюцинация. Или… что-то другое.
Я — аберрация, как сказал Нис. Происходящее со мной вовсе не обязательно затрагивает остальных.
Вдруг Кейн резко оборачивается.
— Что слу…
И тут я слышу. Шаги. Где-то поблизости.
С замирающим сердцем тоже оборачиваюсь, однако в коридоре пусто.
Пока… по щеке меня не гладят невидимые прохладные пальцы. Стискиваю зубы и напрягаюсь, чтобы не отшатнуться.
«Клэр. Пойдем поиграем».
— Ты что-то видишь? — спрашиваю я. Кейн вздрагивает и быстро опускает взгляд в пол.
— Сложно разглядеть… Улавливаю только мелькание… Рука. Длинные волосы. Кровь.
Черт. Ситуация осложняется. Становится хуже всем нам.
— Это я, — предупреждаю я мужчину и беру его за руку. Изо всех сил стискиваю ему ладонь, так что даже ощущаются кости.
Он вскидывает взгляд на меня, и я читаю в его глазах удивление и боль.
— Если можешь, сосредоточься на том, в реальности чего не сомневаешься, — наставляю я его. — Это нелегко, потому что чувствам доверять нельзя. Но если найдешь хоть что-то, станет гораздо легче.
Краешком глаза вижу Кэтти Данливи — она словно бы чего-то дожидается, теребя цепочку на шее. Что-то говорит, но я ее не слышу. Пока.
Кейн хлопает своими голубыми глазами, сейчас округлившимися и с расширенными от неравномерного освещения зрачками.
— Ты выдержала. Одна, целый месяц.
Он не спрашивает, но я все равно киваю.
— Я сосредотачивалась на урчании в животе, сухости во рту. Уж эти-то вещи точно были настоящими.
И еще слушала маму, объяснявшую мне, что нужно сделать ради собственного спасения. Назначенный «Веруксом» психиатр утверждал, будто я знала это сама, а маму просто «вообразила». Кое-что, пожалуй, так объяснить действительно можно. Однако все шесть лет моего пребывания в колонии меня и близко не подпускали к радиорубке. Откуда же я могла узнать без мамы, как посылать сигналы спасателям? А она знала, что делать в экстренной ситуации, это входило в ее обучение, и вместе с несколькими другими колонистами она даже числилась «специалистом оперативного реагирования».
— Я понял, — отзывается Кейн и делает глубокий вдох.
— Мы справимся, — говорю я как для него, так и для себя самой. — Это не настоящее. Это всё не настоящее. — Вот только сама я в этом не уверена.
Менее чем за час мы завершаем осмотр номеров по правому борту и ничего не находим. Аварийные баллоны с кислородом и маски так и лежат в шкафах нетронутые. Никаких рукописных дневников нам, увы, не попадается. Разве что устаревшие планшеты да ушная гарнитура, но эти устройства давным-давно разрядились. Мы все равно забираем их — вдруг на каком-то этапе полета перебои электроэнергии прекратятся и удастся их зарядить.
Затем принимаемся за кубрик, и когда я просматриваю личные вещи в одном из незапертых шкафчиков, мое внимание привлекает нечто знакомое. Несколько наборов поролоновых ушных затычек в запечатанных полиэтиленовых пакетиках.
Я беру один из них:
— Мне уже встречались такие. Кажется, у старпома были…
— Я этого не делал! Изабелла, да я бы ни в жизнь!
Поворачиваюсь и вижу Кейна, взывающего к пустой койке. Его умоляющий взгляд обращен… в никуда.
— Кейн. Кейн!
Мужчина поднимает голову, хотя навряд ли меня видит. Лицо у него залито слезами.