Мёртвая зона
Шрифт:
– Это я виноват, – сказал Джонни. – Это все из-за ме…
Он умолк, почувствовав резкую боль, и изумленно уставился на отца – тот схватил его за ухо и вывернул. А за минуту до этого плакал у него на груди! Отец прибегал к этому, наказывая Джонни за самые серьезные проступки. Джонни вспомнил, что последний раз отец драл его за уши, когда ему было лет тринадцать. Он залез в их старенький «рэмблер» и случайно нажал на сцепление. Машина покатилась под горку и врезалась в сарай за домом.
– Никогда не смей так говорить! – воскликнул Эрб.
– Пап, ты что?!
Эрб
– Забыл, наверное, как тебя драли за уши? И решил, что я тоже? И не надейся, Джонни!
Джонни все так же изумленно смотрел на отца.
– Не смей винить себя!
– Но она же смотрела этот чертов телевизор…
– Да, новости. Она пришла в исступленное возбуждение… а потом вдруг оказалась на полу и стала хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. – Эрб наклонился поближе к сыну. – Врач, конечно, ничего толком не говорит, но спросил у меня насчет «героических усилий». Я не стал ему ничего рассказывать. Она, по-своему, сама совершила грех – вообразила, что знает замысел Божий. Поэтому не смей винить себя за ее ошибку. – В глазах Эрба снова заблестели слезы. – Бог – свидетель: я любил ее всю жизнь, но в последние годы мне было ох как непросто. Может, оно и к лучшему.
– Я могу увидеть ее?
– Да, она в конце коридора, тридцать пятая палата. Тебя там ждут, и она тоже. И вот еще что, Джонни. Соглашайся со всем, что она скажет, и ни в чем не перечь. Не дай… умереть ей с мыслью, что все было напрасно.
– Конечно. Ты со мной?
– Не сейчас. Позже.
Джонни кивнул и направился по коридору. На ночь свет приглушили, и сейчас короткое мгновение мягкой и ласковой ночи казалось далеким прошлым, а приснившийся кошмар – очень близким.
Палата 35. На маленькой карточке, пришпиленной к двери, значилось: «Вера Хелен Смит». А он знал, что ее второе имя Хелен? Наверное, хотя точно припомнить не мог. Но зато помнил другое. Как жарким летним днем они гуляли по пляжу «Оулд Орчад», и мать, веселая и радостная, принесла ему мороженое, обернув его носовым платком. Как он с отцом и матерью играл в карты на спички. Потом, когда религия стала занимать в жизни Веры все больше места, она запретила держать карты в доме даже для криббиджа. Джонни помнил, как однажды его ужалила пчела, и он прибежал к ней, ревя во все горло, а она поцеловала опухшее место, вытащила пинцетом жало и обмотала ранку бинтом, смоченным в питьевой соде.
Джонни толкнул дверь и вошел. Увидев на кровати какую-то бесформенную фигуру, подумал: Совсем как я после аварии.
Медсестра считала Вере пульс и обернулась, услышав, как он входит. Приглушенный свет из коридора скользнул по линзам очков.
– Вы сын миссис Смит?
– Да.
– Джонни? – послышался безжизненный надтреснутый голос. У Джонни мурашки поползли по телу. Он подошел ближе. Левая часть ее лица была перекошена и напоминала ухмыляющуюся маску, а рука, лежавшая на одеяле, – клешню.
Инсульт, подумал он. Старики называют это ударом. Да. Именно так она и выглядит. Будто перенесла страшный удар.
– Это ты, Джон?
– Это
– Джонни? Это ты?
– Да, мам.
Он подошел еще ближе и заставил себя взять ее скрюченную руку.
– Мне нужен мой Джонни, – жалобно произнесла Вера.
Медсестра бросила на него сочувственный взгляд, и он ощутил неприязнь к ней.
– Вы не оставите нас одних? – попросил он.
– Я не должна уходить, пока…
– Это моя мать! И я хочу побыть с ней наедине! Это что – запрещено?
– Нет, но…
– Отец, принеси мне сока! – хрипло воскликнула Вера. – Я выпью целый литр!
– Да уйдете же вы наконец?! – не выдержал Джонни, охваченный невыразимой тоской.
Медсестра вышла.
– Мам!.. – шепнул он, сев рядом и чувствуя, будто время повернулось вспять и они поменялись местами. Сколько раз она сидела возле него, держа безжизненную, высохшую руку и разговаривая с ним?
Джонни вспоминал, как во время комы ощущал сквозь пелену тумана склонившееся над собой лицо матери, которая произносила неразличимые слова.
– Мам, – снова шепнул он и поцеловал скрюченные пальцы.
– Дайте мне гвозди, я сама сделаю, – сказала Вера. Левый глаз ее неподвижно застыл, а правый вращался. – Мне нужен Джонни.
– Это я, мама.
– Джон-ни! Джон-ни! Джон-ни!
– Мам, – позвал он, боясь, что сестра вернется.
– Ты… – Она чуть повернула голову. – Наклонись, чтобы я могла видеть тебя, – прошептала она.
Он так и сделал.
– Ты пришел. Спасибо! Спасибо!
Из здорового глаза потекли слезы. Другой – на парализованной стороне лица – безразлично смотрел вверх.
– Ну а как же иначе!
– Я видела тебя, – прошептала Вера. – Какой силой наградил тебя Господь! Я же говорила тебе! Разве не так?
– Говорила.
– Он уготовил тебе великую миссию. Слушайся Его, Джонни. Не прячься, подобно Илие, в пещере и не заставляй Его посылать кита, чтобы проглотить тебя, как Иону. Обещай мне, Джонни.
– Обещаю, мама! – Он держал ее за пальцы. В голове стучало.
– Ты не горшечник, а глина в Его руках, Джон. Помни об этом.
– Хорошо.
– Помни об этом! – воскликнула Вера, и Джонни решил, что она снова погружается в мир религиозных грез. Но он ошибался. Во всяком случае, сейчас она «грезила» ничуть не больше, чем все время после того, как он вышел из комы. – Слушай свой внутренний голос, – сказала она.
– Да, мам, обязательно!
Ее голова чуть заметно повернулась на подушке: неужели Вера улыбалась?
– Наверное, ты считаешь меня сумасшедшей. – Она снова чуть подвинула голову и смотрела прямо на него. – Но это не важно. Ты узнаешь этот голос, когда услышишь его. Он направит тебя. Его слышали Иеремия, Даниил, Амос и Авраам. Ты услышишь его. И он направит тебя. А когда это случится… исполни свой долг.
– Хорошо, мама.
– Какая власть! – пробормотала она. Слова становились все неразборчивее, а голос глуше. – Какой властью наделил тебя Господь! Я знала… всегда знала…