Мёртвая зыбь
Шрифт:
Нигде кроме,
Как в Моссельпроме.
И еще дедушка Крылов со своими баснями твой активный помощник.
— Как так? — поразилась Ксюша.
— Например, броская надпись над рисунком сапога: “СУДИ, МОЙ ДРУГ, НЕ ВЫШЕ САПОГА”! И рядом: “Потому что ничто не может быть выше качества наших сапог, выпускаемых фирмой такой-то”.
Ксюша подбежала и расцеловала дедушку:
— Не знаю, как дедушка Крылов, а мой дедушка уже помогает!
Собаки снова ждали у ворот.
Еще
Дед сердечно поздравил ее.
— Ну, как? — шутливо спросил он во время прогулки, — помог тебе на выпускном концерте мой талисман?
— Еще бы! Я его знаю наизусть, — и она на ходу прочитала посвященные ей строчки:
Легка, изящна, как пантера,
Поёт, как истый соловей.
Растёт и крепнет моя вера
В успехи правнучки моей.
“Иди, иди своей дорогой
С твоим талантом и умом.
В пути препятствий будет много,
Но ждёт тебя оваций гром”.
— Вот я кончила музыкальную Академию. А дальше что? Я — солистка. А кто захочет слушать колоратурные каденции Вивальди или Белини? Труппы музыкальных театров переполнены певицами, борющимися за роли. Как пробиться? Какой философии придерживаться?
— Что ты имеешь в виду, Леночка?
— Один наш мальчик убеждал меня, что в мире существует только одна философия, которая присуща абсолютно всем, кем бы они ни были.
— Что это за примиряющая всех философия?
— Напротив. Не примирения, а вражды всех против всех во имя самого себя — эгоизм.
— А если кто-нибудь делает добро или приносит себя в жертву? Это эгоизм? — заметил дед.
— Он утверждает, что именно так. Чтобы его хвалили, даже после смерти.
— Такая философия, похуже солипсизма, — решил Званцев
— Солипсизм — это когда человек утверждает, что в мире существует только он один: и он сам, и все, что его окружает, и весь мир — его воображение? — спросила Катя.
— Я бы сказал, там — безвредный идиотизм, Поза! А здесь — воинствующая философия Вражды. Я прочитаю два афоризма. Может быть, ты, Леночка, найдешь к них ответ на свои вопросы. И о жизненном пути, и о жизненной философии. Учти, что в жизни легких дорожек нет. Готовься брать крутизну. Считай, что:
Как прекрасна мысли суть простотой.
Так прекрасен жизни путь — крутизной.
Об эгоизме:
Ты — эгоист? Твой принцип: “ДЛЯ МЕНЯ“?
Начнешь тонуть, считай: ДНО ДЛЯ ТЕБЯ.
И в заключение мой катрен по Нострадамусу: Как бы специально для твоего псевдофилософа.
Вразброд, с поникшей головой,
Ведомый только эгоизмом,
Шагает в пропасть род людской.
И помни, родная:
В пути препятствий будет много,
Но ждет тебя оваций гром
Конец десятой части
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Век Двадцать первый и Третье тысячелетие надвигались.
Родные все, сыновья и дочери, внуки взрослые и правнуки-студенты, кто не заброшен был Судьбою на Урал или в Париж, собрались в предновогодье у патриарха. Всего семнадцать было человек, от трех различных мам, не считая их мужей и жен.
Едва уселись за столом. Сыновья по очереди произносили речи, и дочери, и внуки от них не отставали. Правнуки ж студенческие пели песни, а запевала правнучка-певица. Патриарх невольно подпевал. Потом он встал с бокалом полным сока:
— “Я сам не пью, но шибко трезвых не люблю”. Почти цитирую из Годунова. Мы скоро повстречаем Двухтысячный грядущий год. И я прочту вам:
ТОСТ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
Привет, наш Двадцать Первый век! —
Путь к яркой солнечной Надежде,
И пусть не выпадает злой снег,
На всходы первые, как прежде.
Во тьме пусть сгинет беспредел
И канет в вечность диктатура,
Земель исконных передел,
Магнатов власть и синекура.
Пусть возродится наша честь
И слава Родины родимой.
Всего мне здесь не перечесть,
Что нам вернуть необходимо.
Всмотритесь в глубь тысячелетий.
Что вам покажут дали эти?
“Мир станет общим. Каждый — побратим.
Мне — ничего, а всё, что есть — другим!”
Писал так страстный вольнодумец,
Неукротимый Сирано.
И я хотел бы так же думать,
Скажу потомкам все равно:
Я пережил родных и близких,