Мёртвая зыбь
Шрифт:
На скромной свадьбе Тани с Сашей были двое примечательных гостей: Коля Поддьяков и маленький Андрюша, поздравивший поженившихся родителей.
Но тяжким грузом для Званцева оставались оставленные им дети. Материального их обеспечения с его стороны для него было недостаточно. Он потерял нечто невосполнимое.
В Аленушке души не чаял дед. Из Лося приезжал к малышке каждый день, и мать, поступившая на работу в институт Иосифьяна, не боялась оставлять ее на попечении старика, умевшего делать все по дому, любящего, заботливого. Он более, чем заменял девочке отца. И с дедом Петей
В послевоенное “бдительное время” Инну Александровну, немку по рождению, из института электромеханики уволили, и она поступила заведующей лабораторией испытания электрических машин в МЭИ, а вскоре сошлась там с механиком этой лаборатории Александром Ивановичем, что не мешало ей требовать возвращения Саши Званцева в семью.
Но у него уже окрепла новая семья с маленьким Андрюшей, залогом обретенного с Таней счастья.
Судьбина ж злая выбирает для ударов самое болезненное место.
В предмайские дни 1955-го года погода баловала москвичей, и Андрюша гулял в группе малышей у Большого театра. Там в сквере у фонтана на скамеечках сидели ветераны, назначая здесь место годового сбора. И командиры, поседевшие за десять лет, радостно узнавали и обнимали своих солдат. А те по-прежнему во фронт тянулись, огонь противника и выполнение команды вспоминали. И тут же ребятишки под Анны Ивановны ласковым присмотром свои игры затевали, и если слышалось “Пиф-паф”, вставал тут старый генерал и говорил:
— Ребятки, не надо повторять войну. Хочу, чтобы вы ее не знали и чтоб никто из вас от пуль не погибал.
Но есть беда и кроме пули…
Пришел тогда из скверика Андрюша, и вскоре слег, занемог. Температура вдруг вскочила, и озноб бьет его.
— И где мог мальчик простудиться? Придется доктора позвать.
Из Поликлиники Литфонда обычно к детям вызывали Нину Васильевну, чуткого врача.
Званцев встретил ее словами:
— У нас Андрюша что-то заболел, должно быть простыл. Быть может грипп?
— Сейчас проверим, — пообещала Нина Васильевна, и прошла через проходную в комнату Таниной мамы и ее мужа Сергея Павловича, обожавших мальчика. Андрюша лежал на кровати. Нина Васильевна присела на ее краешек:
— Ты мне скажи, какие это у тебя рыбки в аквариуме?
Андрюша улыбнулся и тихо-тихо ответил:
— Мои рыбки…
— Ляг на спину, родной. Теперь я просуну руку тебе под затылочек. На хвостиках у рыбок вуальки, как у важных дам. Это так красиво!
— Это хвостики у них такие. Вуалехвостки.
— Я детям расскажу, какие рыбки у тебя. Ну, поправляйся, милый. Я маму научу, как сделать так, чтоб ты скорей гулять пошел.
— И папу, — попросил мальчик.
— Конечно же, и папу тоже, — пообещала врач, и прошла в соседнюю комнату, за ширму, где ее ждали обеспокоенные родители.
Они не хотели мешать доктору в общении с пациентом, но чутьем и по выражению лица врача, предчувствовали недоброе…
— Увы, друзья мои, не грипп, боюсь, что дошла до нашего Андрюши эпидемия полиомиелита… Грозит бедняжке паралич… или летальный исход. В
— Но что нам делать, Нина Васильевна?
— Дай Бог, чтоб я ошиблась. И это все пока, что я могу сказать. Я завтра снова к вам приду.
Званцев, едва владея собой, проводил до дверей Нину Васильевну, и позвонил в квартиру Фельдмана, рассказал все Вале. Она тотчас же примчалась, чтоб поддержать друзей. Но как медик, была бессильна.
— Могу одно сказать, что Нина Васильевна распознала полиомиелит, когда симптомы не ясны. Недаром она говорит о возможной своей ошибке. Хотелось бы надеяться на это…
Но надежда оказалась напрасной.
30-го апреля мальчику стало хуже, а первого мая он стал задыхаться. Надо было во что бы то ни стало достать как можно скорее кислородные подушки.
Званцев побежал на Площадь революции, выходившую на Красную площадь, где прошел парад, и шла теперь первомайская демонстрация трудящихся.
У Музея Ленина стояла легковая машина.
Званцев бросился к ней.
На заднем сидении скучала нарядная дама.
— Умоляю вас, вы женщина, чуткая, поймете. У меня умирает сынишка, нужны кислородные подушки. Позвольте воспользоваться вашей машиной. Это здесь недалеко, — сбивчиво говорил Званцев.
— Это машина генерала… — важно заявила дама, назвав фамилию. — Он сейчас на трибуне в числе почетных гостей. И в любую минуту может вернуться. Его машина не может уехать без него. Это надо понимать.
Званцев покраснел от стыда за генеральшу. Он не стал пререкаться с ней и побежал через площадь к Метрополю, где увидел автомашину. Шофер ее откликнулся на исступленную просьбу Званцева и доехал с ним до аптеки № 1 на улице 25 Октября, где он приобрел несколько кислородных подушек.
Обратно на Пушкинскую ехали по Кузнецкому мосту и регулировщик, сидя в “стакане”, перекрыл красным светофором путь. Званцев высунулся из опущенного окна и показал милиционеру кислородную подушку. Тот понял и махнул рукой, чтоб проезжали.
Мужичок-шофер близко к сердцу принял горе Званцева.
— Ты отнеси подушки-то, а я подожду. Может еще что привезти надобно.
— Спасибо, друг! Я мигом.
“Да, дама в машине была на генеральском уровне, а этот — на солдатском”, — подумал Званцев.
Около Андрюши суетились мама, бабушка и Валюша Фельдман. Кислородные подушки были ко времени. Но и кислород не помогал.
— Надо везти мальчика в Русаковскую больницу. Они получили аппарат для искусственного дыхания. Сашенька, ты отпустил машину?
— Нет. Шофер сам вызвался подождать.
— Тогда бери Андрюшу на руки и спускайся вниз, — распоряжалась Валя. — Мы с Таней поедем вместе с тобой. Я устрою, чтобы Андрюшу приняли.
Званцев снес сына в ожидавшую машину. Таня и Валя, сев на заднее сидение, положили мальчика себе на колени.
— Русаковская больница. Это за Сокольниками, — объяснила Валя.
Шофер осторожно вел машину. Андрюша дышал только через кислородную маску. В больнице его сразу приняли и повезли на каталке в процедурную. Званцев и Валя шли рядом.