Мертвец
Шрифт:
Вырвиглаз ткнул фильтром в меня, а потом в Упыря:
А у вас, жабы, лёгкие впустую работают.
Вырвиглаз подышал в воздух.
Мир стоит на пороге больших перемен, — сказал он. — Завтра всё будет не так, как сегодня. Всё....
Один придурок забрался по изогнутой ферме «Ветерка» доверху, прыгнул, сделал в воздухе сальто, приземлился на ноги, захромал.
Другой придурок заснял всё это на мобильник.
И я подумал, что тут Вырвиглаз ошибается. Завтра будет всё, как сегодня.
А если не сделают
Кто не курит и не пьёт — тот здоровеньким помрёт, — ответил Вырвиглаз.
И поступил в соответствии со своими повадками — плюнул. Но не как нормальные люди плюют, а, как всегда, с мерзотинкой — попал на медицинскую ромашку, прямо в выпуклое сердечко, и желтый харчок повис до земли. Если бы тут был тот фотограф — ну, который всякие российские пакости заснимает, а потом с фурором презентует в американском посольстве, — то он вот этот обхарканный цветочек наверняка бы заснял, распечатал бы два на три метра и прицепил название типа «Русский полдень» или «Любит — не любит».
Но их, конечно, изобретут. — Вырвиглаз стрельнул в сторону бычок. — Изобретут. И всех вылечат. И все будут жить вечно.
Вечный Вырвиглаз. Что может быть хуже? Ну да. Я поглядел на Упыря. Хуже вечного Вырвиглаза может быть только вечный Упырь.
Вырвиглаз рассуждал дальше:
Нанотехнологии — это надежда человечества. Вот прикинь, ты целуешься с какой-нибудь кочерёжкой. Раньше всё как было: ты ей передаёшь миллион микробов, она тебе передаёт миллион микробов, а теперь будет всё по-другому — с пользой. Ты ей — миллион своих нанороботов, а она тебе — своих. Хорошо.
И чего?
И ничего. — Вырвиглаз поглядел на дверь. — Нам повезло, что мы сейчас родились. Вот если бы мы родились двадцать лет назад, то шансов не было бы. А теперь есть. Мы увидим, как человек шагнёт к звёздам, тут тоже всё будет по-другому!
Он обвёл руками кусок мироздания за забором парка, от остановки до улицы Вокзальной. По нему шагали весёлые люди разного возраста, кто-то неплохо свистел, катались туда-сюда ребята на роликах, откуда-то доносилась музыка.
Ладно, жабы, двинем в «Дружбу». Посмотрим нормальное кино, Шах всё-таки обещал. А то меня с вашего прошлого кино до сих пор тошнякает.
Мы вылезли из крутилки, пробрались через забор, потом через дорогу и оказались в «Дружбе».
В этот раз народу собралось много, можно сказать — полно. Наши горожане любят халяву. Припёрлись все и детей маленьких припёрли. Взрослые с солидными рожами бродили туда-сюда, мелочь бегала и путалась под ногами.
Матери не было. Наверное, сидит в киномеханицкой. Сарапульцева-то выбыла из строя, придётся матери самой с киноаппаратурой справляться.
В зал пока не пускали, и мы принялись бродить по фойе, так, бесцельно в общем-то.
Автоматы включили! — вдруг радостно воскликнул Упырь. — Я пойду!
И шарахнулся к «Морскому бою», занял очередь.
Пойдём лучше к «столбу», — подтолкнул меня Вырвиглаз.
В противоположном от всяких там «боёв» углу разместился автомат, играющий на деньги. Ажиотажа возле него не наблюдалось, все, кто мог осчастливиться, уже осчастливились.
Рядом с аппаратом сидел хозяин вьетнамец. Вырвиглаз разменял у него двести рублей, устроился между двумя прожжённого вида мужиками и принялся кормить синий столбик деньгами.
Он стоял, тупо кидая пятёрки в тупую щель, а я стоял рядом и смотрел. Вырвиглазу не везло. Аппарат жрал монеты, а выдавал их обратно раз на пятый, а то и реже. А потом и вовсе затих. Было слышно, как денежки проваливаются в железные внутренности, и всё.
У Вырвиглаза осталось монет пять, не больше, и он начал свирепеть. А эти последние монеты он просто загнал внутрь, сопровождая каждую полновесным шлепком, так что вьетнамец начал даже волноваться.
Когда последняя монета исчезла и взаимности автомат не проявил никакой, Вырвиглаз просто почернел.
Не везёт, — сказал я.
Что значит «не везёт»? Это не «не везёт», это он подкрутил свою машинку! Эта японская морда подкрутила свою технику, теперь все только проигрывают!
Я нащупал в кармане пятёрку. Сдача от пиццы.
Это просто невезенье, — сказал я. — Вот смотри.
Я сунул денежку в автомат. Внутри его что-то тут же щёлкнуло, и в лоток с победным звоном посыпались монеты. Тенц-тенц-тенц.
Они падали и падали, и все смотрели в мою сторону, а на лице у вьетнамца было такое грустное-грустное выражение.
Я в три приступа выгреб пятёрки, разменял их в обратную сторону. Пятьсот рублей.
Вырвиглаз глядел на меня с ненавистью.
Спасибо, — сказал я. — Деньги мне пригодятся. Куплю на них...
Слушай, Леденец, это нечестно, а?
В этом суть игры. Я тебя за уши не тянул.
Вырвиглаз в ярости треснул по стене кулаком.
Ты бы мне мои двести рублей отсыпал, а ?! — спросил-потребовал он.
Зачем тебе двести рублей, Вырвиглаз? В будущем всё равно одни нанотехнологии будут.
Да пошёл ты...
Вырвиглаз рыкнул ещё что-то злобное и отправился на второй этаж. А я — к Упырю, он там вовсю разыгрался, топил корабль за кораблём, даже подводные лодки, и при каждом попадании подпрыгивал от хищного удовлетворения. Потом его время закончилось, и за перископом устроился какой-то мелкий мальчишка.
Классная игрушка, — сказал Упырь. — Вообще... А я даже раньше таких не видел. Нет, я автоматы игровые, конечно, встречал, но они были совсем другие, такие крутые. А тут всё так просто...