Мёртвые душат. Мертвые пляшут
Шрифт:
– Помогите мне, кости, и я отомщу за вашу смерть всем ныне живущим врагам Великого народа!
– восклицал вождь.
– Как скажешь!
– безразлично отвечали далёкие от его проблем кости...
* * *
Чем далее, тем яснее становилось, что затея вождя грозит обернуться фарсом. Обитатели Костехранилища, казалось, растеряли всю ту злобу, которую должны были затаить и передать потомкам. Они с готовностью отвечали на вопросы, и по их ответам становилось ясно, что пусть и не все из них, но многие - действительно жертвы того памятного голода.
Оказалось,
Когда Занз-Ундикравн выбился из сил с его разрешения к диалогу с предками подключились вожди и старейшины рангом пониже, имён которых Флютрю не знал. Они тоже задавали вопросы, наводящие на актуальные темы мести, и тоже очень быстро теряли весь свой пыл.
– Чёрт знает что! Зачем мне такие предки, которые меня не поддерживают!
– рявкнул какой-то молодой и горячий вождь с Юго-Западного Серогорья, и, кулаком вмяв своему собеседнику костную ткань промеж глазниц, в великом расстройстве удалился.
Сказать, что поднятые кости пострадавших предков разочаровали их незадачливых потомков - значит, ничего не сказать. Они просто уничтожили этих потомков, выпотрошили их идеалы, поставили костяной ногой подножку на самом взлёте. Карлики-то, отправляясь к Дыбру, брали с собой лучшее оружие и мешки для вероятной добычи. Никто из них не думал, что после сегодняшнего дня отшибинские поселения ненавистных им живых людей вновь уцелеют!
Занз-Ундикравна делегаты, призванные им на этот злополучный обряд со всей Отшибины, как правило, не винили: они его жалели. Они верили: он-то хотел как лучше. Ему выражали соболезнования даже жители родного Дыбра, с лёгкостью забывшие смерть Штонга перед лицом более мощной катастрофы.
Вождь в белой рубахе, надетой, чтобы подчёркнуть его простоту и доступность для простых отшибинцев, сидел под единственной елью, чудом избежавшей вырубки, и, горестно закрывая голову руками, молча принимал соболезнования.
Произошедшее потрясение примирило его с Дыбром - это он чувствовал наверняка. И всё же этот тактический успех обращался в ничто по сравнению с нравственным поражением, нанесённым сегодня всему Великому народу Отшибины. Ему казалось, что ничего хуже и быть не может! Зря ему так казалось.
* * *
Спустился вечер. Гости и жители Дыбра понемногу разошлись. Подходил дурак Флютрю, спрашивая, куда ему загонять поднятых им скелетов ("А куда хочешь!" - махнул рукой вождь, и дурак отвёл часть скелетов в Костехранилище, а другую часть оставил загорать под дождём). Вокруг Занз-Ундикравна, как будто бы, кроме поднятых скелетов да ещё разрозненных костей, не нашедших себе применения, остались одни телохранители. Никто не нарушал тишины. Это до тех пор, пока не зазвучали два голоса с издевательскими
– Ну, что поделывает наш говнюк?
– Наш говнюк страдает. Жалко говнюка...
– Не жалей говнюка - говнюк вонючий!
– Он старался не вонять: вон, чистую рубаху надел...
– Так всю её и провонял!
– Так ведь говнюк же!
Врод Занз-Ундикравн вскочил на ноги и стал озираться в поисках неизвестных зубоскалов. Голоса ему были незнакомы.
– Как уморительно он озирается!
– Он уморил своего разведчика Штонга, если ты об этом. Тогда он тоже, видать, сперва озирался, а потом р-раз - и уморил. Или наоборот.
– Уморил - и тогда оглянулся?
– Точно!
Вождь Великого народа Отшибины обошёл вокруг ели, у которой сидел, с подозрением зыркнул на телохранителей - но те, чтобы ему не мешать, устроились поодаль, голоса же непотребные звучали в непосредственной близости.
– И ходит кругами...
– И водит с врагами...
– Предательские хороводы!
– Ой, правда, славная песня получается? А дальше что?
– Болтает с костями!
– И ловит горстями...
– Подачки от мёртвой природы!
Врод Занз-Ундикравн сорвал с перевязи топор, но применения ему пока не находил.
– Что верно, то верно. Сын предателя обычно - и сам предатель. Попробуй соскочи...
– Как запонка в ночи!
– Вот здорово, опять в рифму!
– Ой, я при жизни сочинил одну поэму. Посвятил её Императору. Сколько бы я ещё сочинил, если бы не превратился в эту жалкую кость!
– Это сколько лет минуло, как мы неживые?
В этот миг вождь, прислушивающийся к голосам, что-то понял. Одно ясно: голоса неживые. Значит, это кто-то из тех скелетов, которых дурак-некромант хотел завести в Костехранилище, но они там больше не поместились!
– Да, некромант-то дурак! Хоть и поднял нас, а дурак. Сам не знает, что делает.
– Ясно, что дурак: связался с сыном предателя. Видит в нём жизненных благ подателя.
– Нет, некроманты все и так дураки. Вот с ними и связываются предатели со своими сыновьями. Дураков обморочила некрософия. Сначала они ещё живы, но верят Смерти. Потом уже мертвы, но всё ещё верят Смерти.
– Ага: встать - или не встать? Достойно ль...
– Плясать под плетью воли некроманта?
– Служить ему, не ведая покоя...
– И свой позор посмертьем величать?
– Иль, слыша зов, не слушать, промолчать..
– Прикинуться немым, не отвечать...
– Хребет не выпрямлять, кривя душою...
– И в мирном сне по жизни не скучать?
– А ты как думаешь, ублюдок Ундикравна?
Ого!
Прямое обращение поразило вождя, как жертвенным ножом. Не прошло и минуты, как телохранители повскакивали с занятых ими мест на опустевших помостах и воззрились на своего мечущегося с топором хозяина. В ночи теперь раздавался хруст костей - это вождь Великого народа крушил поднятые своим придворным некромантом скелеты. Он работал, а голоса всё звучали. Он всех сокрушил, а они не унимались, и было ему невдомёк, откуда они исходят.