Мертвые мухи зла
Шрифт:
Вечером Ильюхин погладил брюки и форменку, почистил ботинки и отправился на бал.
Нынче манер был другой, заметил сразу. Супруга стояла у входа, величественно подняв красиво посаженную голову, в руке у нее была винтовка со штыком, приходящие отдавали честь и насаживали на штык мятые николаевские купюры.
– Проходите, товарищ... Проходите... А почему вы рвете о штык советскую ассигнацию?
– У меня нет другой...
– затрепетал совслуж, наверное - из Совета, но "часовая" была
– Это акция по дестабилизации советской денежной системы! Взять его!
И то ли взаправду, серьезно, то ли в шутку, в поддержку театрального действа, два чекиста в кожанках уволокли бедолагу в дом напротив.
Подошел, поздоровался, пожал плечами.
– У меня денег вообще нет. Никаких.
Она отдала честь:
– Вас приказано безденежно. Проходите, товарищ Папухин.
"И черт бы вас всех взял..." - миновал тамбур, и сразу же наткнулся на хозяина. Тот расцвел, как роза.
– Трищ Почепухин! Аллюр полкреста! Атас, Атос и всяко-разно! Я счастлив. У нас вечер революционного сопровождения! Прошу!
Оркестр играл "Марсельезу", несколько пар пытались танцевать, но не получалось, немыслимый ритм сбивал с толку.
– А вы, вы сможете?
– Войков заморгал.
– А вы?
– выдавил улыбку. Жердяк хренов. Петрушка чертова...
– А ну-ка...
– Войков подхватил под талию, облапил, поволок, раскачиваясь, словно маятник каких-то немыслимых часов, и вдруг ощутил Ильюхин, что... получается. Вихляющий, ломкий, спотыкающийся танец самым необыкновенным образом укладывался в гимн революционной Франции.
– Вот, - назидательно поднял палец, отпуская Ильюхина.
– Из чего мы делаем вывод о том, что все полы... пола?.. полы имеют реальную возможность к сожительству! Но вас, товарищ, я не совращаю, нет. Слишком ответственна ваша задача... А вот и ваша фифочка, какова?
От стены отделилось некое существо в красном платке и пестрой ситцевой кофточке, огненно-рыжие взлохмаченные волосы жестко закостенели в изначально приданной им форме, губы ярче флага, брови цвета сажи - она была образцовой девкой революции, только с панели.
– Чего тебе?
– ощерился.
– У товарища Пуйкова живот пучит?
– Иди за мной, идиот с "Авроры"...
Вихляя довольно пухлым задом, начала подниматься по лестнице вверх, вверх - знакомый путь...
– К диванчику, что ли?
– осклабился Ильюхин.
– Я свой... не на помойке нашел, чтоб ты себе имела.
– Во-о, дурак...
– Она покачала головой.
– Если ты не разыгрываешь спектакль - то я не понимаю, что в тебе нашли... наши люди...
– Ваши?
– обомлел и даже отступил в угол знакомой ниши.
– Наши-ваши, садись, глупец безмозглый...
– Не дерзи, а то...
– Медицина,
– Ухватила за причиндалы, да так крепко, что взвыл, отпустила, поморщилась.
– Я права. Есть за что подержаться. А это, согласно Гиппократу, означает: здесь - много, - показала, - там - пусто, - постучала Ильюхину по голове.
– Но это только преамбула...
– Пре... Чего?
– Вступление, умник. Я от Феликса.
– Ну?
– Он просил передать, что...
– Ну?
– сделал нарочито глупое лицо. Рожу. Она взбеленилась:
– Не играй, артист... Третья стража.
– Ну?
– Что "ну"?
– Это вы от ВЦИКа, товарка.
– Пароль общий для всей операции.
– Я пошел...
Схватила за руку, вывернула, стало так больно, что вполне всамделишно застонал.
– Феликс и это предусмотрел. Так вот: он велел сказать тебе, недоверчивому, напомнить велел... Ты взял со стола, из пачки листов, один. И подал Феликсу. На этом листочке Феликс нарисовал схему ВЧК.
Вот это да... И крыть нечем.
– Какое задание? И зачем этот маскарад?
– Слушай сюда! Войков - он как многие. Ни туда, ни сюда. Жуир, прожигатель жизни. Здесь Юровский ничего искать не станет. А задание... Вот, послушай. Есть мнение найти похожих на Романовых, на всю семью - он, она, четыре сестры, мальчик. Людей одурманить. Расстрелять и закопать. Настоящих - вывести из дома и вывезти из города. Если надо - до поры спрятать.
– Поговорим...
– План показался диким, несбыточным.
– Ты лучше скажи, под каким соусом ты заявилась в этот дом?
– Да просто все... Неделю назад представилась купеческой дочкой Варфоломеевой, из Златоуста. Подарила "на революцию" его жене золотой сервиз - вилки, ложки, ножи и прочее на двадцать четыре персоны. Сказала, что "следю" за тобой давно, желаю в объятья. Она и устроила.
– Это все... ради нашей... встречи?
– Любимый, хочу! Прямо сейчас!
– завопила дурным голосом и, повалив Ильюхина на диван, начала покрывать его лицо безумными поцелуями.
– Какая страсть, какая страсть...
– проворковал Войков с предпоследней ступеньки.
– Зной, восторг и маргазм, или как там?
– Спасибо тебе, тариванищ!
– проорал Ильюхин.
– Не забуду по... гроб и мать родную - тоже!
– Продолжайте, товарищи!
– Войков ушел, видимо ничего не заподозрив.
Она поднялась, отдуваясь.
– А ты на баб падкий...
– сказала равнодушно.
– Чувствуется и ощущается. У вас все мгновенно затвердело, ситуайен1 Ильюхин. Завтра утром я ожидаю тебя у театра. Оберегайся. Ты должен прийти без хвоста.
Переспрашивать не стал, догадался: "хвост" - люди Юровского.