Мертвые мухи зла
Шрифт:
Надо идти домой... В скучный сиротский приют. Войков любит говорить о том, что революционеру дом не нужен. Мол, отечество нам всем - весь мир. А дом... Это удел буржуазов. Но ведь сам обретается в барском особняке? И кушает стерлядок в соусе.
Скрипнула дверь великих княжон, на пороге появился Николай. Был он в нижней рубахе, взъерошенный, мятый, в глазах даже не беспокойство - испуг.
– Я так и понял, что это вы...
– сказал тихо и протянул листок. Мелкие буквы, чужой язык - да ведь это...
–
– спросил шепотом.
– От кого?
– Подписано - "офицер", - Николай пожал плечами.
– Зайдем сюда, дочери уже спят, так что ничего... По этикету невозможно, да ведь какой теперь этикет. Только тише, хорошо?
Кивнул в ответ, вошли, под иконами горели лампады, сумрачно было, ни лиц, ни фигур - там, на кроватях.
– Вам незнаком этот почерк?
– спросил Николай.
– Нет. Что в письме? Я смотрю - листок тетрадный, двойной. Просили отвечать на втором листке?
– Откуда... вы знаете?
– Все же, что в письме?
Растерянно пожал плечами.
– Нужно-де, чтобы одно из окон было отклеено, чтобы в "нужный момент" и прочее... Автор клянется Богом и совестью, что сделает все для нашего спасения...
– Отвечайте. Только не слишком обстоятельно. Отвечайте так, чтобы вас невозможно было заподозрить в желании убежать. Вы поняли, Николай Александрович?
– Я понял, понял, а вы что же - догадались, что отвечать надобно на втором тетрадном листке, причем не отрывая его?
– Догадался. И вы бы догадались. Не отрывая - это для того, чтобы при обыске у вас не нашли этого послания. А самое главное...
– Задумался: говорить или нет? Может быть, подождать?
– Самое главное в том, что в руках отправителя должны собраться все письма "офицера" и все ответы... вашего величества...
– Да ведь это понятно!
– заволновался Николай.
– Наши спасители должны изучить в решающий момент все! Это же понятно!
– Или... Или иметь в руках все нити вашего заговора. Всю паутину, которую сплели вы и ваши сторонники на воле...
Царь молчал, по его растерянному лицу было видно, что он ожидал чего угодно, только не подобного поворота.
– Как же быть?
– спросил растерянно, и почудилось Ильюхину, что губы у царя дрогнули...
– Просто быть... Отвечайте. Только так, чтобы не могли вас обвинить в подготовке побега. Удовлетворяйте как бы праздное любопытство "офицера", и не более того.
Закивал мелко, потер лоб, зябко скрестил руки на груди. Все же он был потрясен.
– Зачем эта игра?
– Вы взрослый... Подумайте.
– И жестко, почти жестоко: - Побег и в ваших тюрьмах и каторгах иногда карался очень тяжко. Или не знали?
– Не... интересовался. Наверное, зря... Я сожалею об этом.
– Получите другое послание - без
Домой вернулся под утро. На ступеньках сидела Зоя Георгиевна, поджав колени к подбородку.
– Новые новости...
– сказал, открывая дверь.
– У вас-то что стряслось?
– Надо посоветоваться.
– О чем?
Повела плечами:
– Ну... хотя бы о том, как обаять Юровского.
– Его нельзя. Обаять. И ваши мечты лечь под него и сделать своим рабом - ерунда окаянная, вот что...
Потянула ручку двери.
– Что же мы на улице стоим? Открывайте...
Без особой охоты (что ей надо, стерве этой...) отворил и пропустил вперед. Она рассмеялась.
– Хочется быть галантным? Я понимаю. Но хозяин всегда идет первым. Он показывает дорогу. Что у вас тут? Горница? Что ж, бывало и хуже. Сядемте и поговоримте. Итак: почему же Якова Михайловича нельзя сделать рабом на почве сладостных утех? Для начала? Ведь позже можно незаметно-ненавязчиво доложить, подсунуть, отвлечь, скомпрометировать. Я не права?
– Он с вами не ляжет.
Удивилась:
– Как это? Не бывало. Все укладывались.
– Вы не поняли. Он был иудеем - верующим евреем. Потом, за границей, крестился, стал лютеранином. Кто-то считает, что из-за тактики какой-то там. Ан - нет. Он - ищущий. Он ищет веру, дело, которому можно отдать всю жизнь. Я смотрел на него, я размышлял, я думал, и я не ошибаюсь. Ваш путь паровозный тупик.
Подошла к настенному зеркалу, поправила прическу, тронула пальцем кончик курносого носа.
– Что вы предлагаете?
Ч-черт... То, что вынашивал долгими днями и ночами суеты и рваного, болезненного сна (не оставляла идейка с того самого мгновения, как показала она ему в театре романовских двойников), было таким невероятным, таким несбыточным, что даже себе не смел сказать: сделаем. И похуже бывало. Нет, вранье. Похуже не бывало. И сказочнее - тоже. А с другой стороны? Идею эту предложила именно она, так чего же скрывать? Он ведь только уточнил и развил.
– Рожайте, товарищ, - уселась на лавку у стола, опустила подбородок на ладонь. Она собиралась выслушать сказку.
Положил на стол планы первого и полуподвального этажей ДОНа и начал рассказывать.
– Нетрудно догадаться, - говорил, стараясь унять волнение, - что однажды ночью Юровский соберет всех Романовых в столовой и чего-нибудь наврет - в том смысле, что надо, мол, спуститься в полуподвальный этаж и там обождать. К примеру, авто для дальнейшей перевозки. Куда не то. Сонным людям будет не до вопросов, это понятно.
– А вы - аналитик...
– И, заметив недоумение, объяснила: - Аналитик от слова анализ. Сдавали ведь на флоте мочу для анализа?