Мертвые сыновья

Матуте Ана Мария

Он легко, словно юноша, вскочил в седло. Даниэль смотрел ему вслед — маленькая жалкая фигурка спускалась к дороге. Даниэль вздрогнул, хотел что-то крикнуть, но сдержался. («Трус. Ты — настоящий трус, Даниэль Корво».) И все-таки сердце наполнилось гордостью.

Удивительно: Диего Эррера забыл на столе свою нелепую бутылку с остатками коньяка.

Мигель услышал, как яростным шквалом налетел дождь. Даже сюда, в тайник, в глубь твердой земли, доносился необузданный, дикий шум воды, непрерывным потоком низвергавшейся на лес. «Проклятый ливень, — подумал он. — Ладно, я от него избавился». В любом положении, можно найти

какое-то утешение… «Не раскисать же от всякой напасти». Что ни говори, а неприятностей в его жизни хватало. И то сказать, он всегда выходил победителем. Победителем, что бы там ни случалось. Если разобраться, так больше всего его удручает эта дыра, сырая и темная. Больше всего из того, что было. Потому что о том, что будет, лучше не думать: время само покажет. А сейчас просто невыносимо — торчать, как проклятая крыса, в этой страшной норе. «Хоть бы одну завалящую сигаретку». Даниэль Корво позаботился о еде и о питье, а вот об этом, о самом главном, забыл. «Надо что-нибудь придумать».

А дождь все хлестал землю, словно там, снаружи, ревел разъяренный зверь. И даже здесь, внизу, слышался неясный шорох, странное живое бормотанье. «Все как будто дрожит», — подумал удивленно Мигель. Прислушался: дождь не переставал, кажется, даже усилился, если это вообще возможно. «Прямо надо сказать, моим преследователям не очень-то сладко». Он улыбнулся, представив себе, как чертыхаются и клянут все на свете капрал Пелаес и рядовой Чамосо. «Услужил им дождь».

Он услышал шаги Даниэля Корво — тяжелые ботинки застучали по деревянному полу, из угла в угол. Потом Корво что-то передвинул. «Интересно, который теперь час». Было мучительно от того, что Мигель не мог следить за временем. Когда его встретил лесник, туман закрывал солнце. И он не знал, день сейчас или ночь. «Как странно, кажется, что прошло уже много времени, очень много». Может, он спал. Да, наверное, спал. Вспомнил, что кто-то заходил к леснику, разговаривал. «Видно, охранник или лесник Лукаса Энрикеса…» Хотя очень может быть, и сам начальник. Но эта мысль тяготила, казалась дурным знаком, и он поспешил избавиться от нее: «Нет, этот не мог быть здесь».

А теперь Даниэль ходит возле погреба. Наверное, разбирает дрова. Заколотилось сердце. «Что ему нужно?..»

— Парень, — позвал лесник. — Парень…

Он открыл дверцу, и Мигель услышал, как жалобно мяукнули петли. Поднял голову — глазам стало больно от света.

В руках у Даниэля был фонарь.

— Выходи, подыши немного. Я все запер. Есть хочешь?

Даниэль Корво осветил погреб фонарем. Мигель посмотрел вверх и, ослепленный, прикрыл веки. Он сидел на одеяле, обхватив колени руками. Рядом валялись обглоданные кости. «Кости. Точно здесь пировал зверь». Какой-то странный холодок ужом пополз по спине. (« Не советую: с ними не оберешься хлопот. Мы не цирковые укротители, мы — охотники».)

— Хочешь выйти?

Мигель медленно выпрямился. Казалось, каждое движение стоило ему огромного труда. «Точно ржавое колесо». Даниэль встал на колени и протянул руку. Мигель ухватился за нее и вылез из погреба. От него тянуло холодом и жутким пещерным запахом. Короткие волосы намокли и косичками приклеились ко лбу.

— Походи, тебе нужно размяться, — сказал Даниэль. Мигель хромал еще сильнее, чем утром. Он проковылял несколько шагов и остановился. Казалось, на него нашла одурь.

— Ты не заболел? — спросил лесник.

— Нет, — ответил Мигель. — Послушайте, если можно — один глоток.

Даниэль протянул

ему сусло. Он жадно выпил. Затем тяжело опустился на стул. Свет лампы падал на его лицо. «Да он красавчик», — подумал Даниэль.

— Ты слышал начальника? — спросил он, глядя прямо ему в глаза.

Мигель выдержал взгляд. Его желтые зрачки горели светлячками. «Не нравятся мне эти глаза, неподвижные, холодные, бесстрастные. Как голос Моники. „Вы — старики“.Эти неприятные глаза смотрят на меня не мигая. А может, я просто не понимаю ни этих глаз, ни того голоса».

— Нет, — ответил Мигель. — Не слышал… Вернее, слышал. Только не знал, что это он.

— Он был здесь, — повторил Даниэль и протянул сигареты. Мигель взял одну. Даниэль поднес ему зажженную спичку и настойчиво продолжал:

— Странно, что ты его не слышал. А меня, когда я говорил?

— Нет, тоже нет, — проговорил парень. — Ничего. Там, внизу, почти невозможно различить слова.

Он жадно затянулся, откинул голову назад и с силой выдохнул. В этом движении сказались годы. Гораздо больше лет, чем мог насчитать сам Мигель. Годы нелегкой жизни, годы холодной невидимой усталости. Даниэль сжал кулаки.

— Послушайте, — произнес парень. — Вы все крепко заперли, но… разве они не могут нагрянуть каждую минуту?..

Даниэль улыбнулся.

— Конечно, могут.

Парень держал сигарету во рту и, прикрыв глаза, смотрел на него сквозь струйки дыма.

— Что вы собираетесь со мной делать? — спросил он. — Скажите прямо. — Голос звучал жестко, а лицо точно окостенело.

«Никогда не скажешь, что этому парню двадцать лет от роду. Какое-то нечеловеческое лицо», — подумал Даниэль.

— Ты не видел ни от кого добра, — не выдержал он, — и сам никогда не сделал доброго дела?

Парень вынул сигарету изо рта, молчал. Даниэль настаивал:

— А тебе не приходило в голову, что кто-то может сделать добро просто так, ради добра?

— Пожалуйста, — проговорил парень, — не читайте мне проповеди. Будьте так добры.

— Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я сказал тебе правду, изволь… Я не знаю, что с тобой делать, — ответил Даниэль. — Не знаю… Никак не пойму, то ли меня возмущает один твой вид, то ли ты мне многое напоминаешь. Я сам себя спрашиваю с самого утра. Должно быть, увидав тебя, я захотел стать прежним, не таким, как сейчас. И не могу.

Мигель внимательно смотрел на него и молчал. Он опять курил. Медленно, смакуя.

— Ты этого не поймешь, — говорил Даниэль и знал, что его слова падают в такую же пустоту, какая стояла в этих желтых зрачках; видел, что слова его подобны ветру и дождю, которые хлещут по стенам и крыше, но все-таки продолжал: — Ты не моего времени.

Юноша пожал плечами.

— Значит, какого-то другого.

— За что ты попал сюда? Что ты натворил?

Даниэль чувствовал, как растет в нем возмущение, но не мог справиться с ним. (« Сейчас молодые люди не губят свою жизнь ради мечты, ради веры, правды. Теперь не рискуют жизнью ради надежды…»)

— Послушайте, — произнес Мигель. — Вы что думаете, я собираюсь рассказывать вам свою жизнь?

Дождь усилился. Крыша протекла, и они услышали стук первых капель. «Опять течет. Хоть целый год латай этот хлев, всегда найдутся новые дыры», — подумал Даниэль. Он обернулся к парню:

— Ладно, спускайся вниз.

— Можно взять с собой? — Парень указал на бутыль с суслом.

— Нет.

Мигель почти весело махнул рукой. Поковылял к погребу, но тут же остановился.