Мертвых не судят
Шрифт:
— Ага, фрукты.
— Довезете меня до Ташкента, — неожиданно заключила она. — Я заплачу.
При всем старании в ее тоне невозможно было отыскать просительные интонации. Быков начал потихоньку злиться.
— Нельзя, — торопливо сказал Озод.
— Почему? — удивилась она. — Я хорошо заплачу.
— Это не такси, милая, — сдержанно проговорил Быков. — Ты перепутала немного. Так случается, когда очень торопишься.
Девушка пропустила его иронию мимо ушей. Она приняла Озода за начальника и решила, по-видимому, что говорить с шофером смысла не имеет. Быкову услышал, как за его спиной вжикнула
— Этого достаточно? Ну как, договоримся?
Озод взволнованно всплеснул рутами, издал какой-то неопределенный звук, но прежде чем с его губ сорвался окончательный ответ, вслед за первой пачкой упада и вторая.
— На каждого, — пояснила девушка.
Тогда Быков тормознул и причалил к тротуару.
— Давай выкатывайся, дочка миллионера. Сказали тебе: не повезем.
Тем временем Озод пребывал в душевных муках. Он покашлял, потом дважды тихо простонал и робко произнес:
— Ай, ладно. Слушай, Костя, ну что будет плохого! — Он тут же повернулся к девушке и строго поднял палец. — Только ты во всем меня слушать должна. Что скажу — сразу делай, а то у нас большие неприятности будут.
— Недолго мучилась старушка, — ухмыльнулся Быков. — Ты, Озод, напрасно торопишься. Я с твоим Робертом не договаривался пассажиров возить.
— Слушай, Костя! — с неожиданной пылкостью заговорил Озод. — Аллах велел людям помогать. Разве можно отказывать, когда человек просит!
— А мне она не нравится, — объявил Быков. — Другая хотя бы спасибо сказала ради разнообразия. Где бы ты сейчас была, подруга, если б я тебя в машину не пустил?
Девушка молчала. Наступила пауза. Быков каменно глядел перед собой, положив руки на руль. Озод взволнованно стиснул руки у сердца и возвел глаза к небу.
— Извини меня, — сказала девушка наконец, и тон ее был почти мягким. — Я была не права. Спасибо тебе за помощь. Но мне действительно нужно срочно уехать из города. Очень нужно.
— Вот видишь! — радостно сказал Озод.
Теперь паузу выдерживал Быков.
— Ладно, — согласился он к огромной радости своего напарника. — С пассажиром веселей.
Он повернулся и впервые внимательно оглядел нечаянную попутчицу. Ей можно было дать и двадцать лет, и двадцать пять. Слишком уж холодным и трезвым был взгляд ее больших темных глаз. Девушка была безусловно красива. Черты ее лица наилучшим образом сочетали признаки двух рас — индоевропейской и азиатской, — столетиями живших в этих местах друг подле друга. Прямой, чуть вздернутый носик, миндалевидный разрез глаз и крутые скулы создавали странное, противоречивое впечатление незавершенного совершенства.
— Как тебя зовут? — спросил Быков.
Она легонько повела плечом.
— Зови — Гуля.
— А полностью?
— Гульбахор.
— Хорошо, Гуля, — кивнул Быков. — Скажи, пожалуйста, а ты не боишься вот так, вдруг, ехать с незнакомыми людьми? Мало ли кто мы такие?
Она устремила на Быкова холодный взгляд.
— Не боюсь. Ты местный?
Быков отрицательно покачал головой.
— Тогда ты не знаешь. А товарищ твой знает. Он меня не обидит, да и тебе не даст.
Она заговорила с Озодом по-таджикски, и Быков увидел, как у того почти мгновенно отвалилась
— Эй, эй! — воскликнул он и быстро перехватил деньги. — Ты что это, Озод! Добрый, да? Ты добрый, а я бедный. Девушка сама нам предложила, а мы согласились. Мужчины свое слово назад не берут. Разве не так, Гуля?
Гульбахор коротко рассмеялась.
— Все правильно, Костя. Не надо денег, Озод, оставь себе.
Второй раз за эти несколько минут на лице Озода всплыло выражение глубочайшего облегчения. Он бережно взял свою долю, положил глубоко в карман и легонько погладил сверху. Гульбахор заметила этот жест к снова рассмеялась. Потом скомандовала;
— Не оборачивайтесь. Я переоденусь.
Быков завел двигатель и решительно вклинился в транспортный поток. Через какое-то время, полностью поглощенный дорогой, он даже забыл о существовании пассажирки. А дорога вывела их из города и шла сейчас меж невысоких холмов с округлыми вершинами, на склонах которых тощие овцы щипали редкую, до желтизны сожженную солнцем траву. Скоро перед ними открылась долина, поделенная от края до края на громадные клетки-классики виноградников вперемежку с какими-то злаками. Солнце опускалось все ниже, на мгновение оно зацепилось краем за вершины окаймлявших долину гор, а потом скатилось за них, и когда «КамАЗ» въехал в большой кишлак — центральную усадьбу совхоза, — вокруг сделалось совсем темно. Захватив свою служебную сумку, Озод немедленно побежал искать директора в надежде еще сегодня решить щекотливые коммерческие проблемы.
Тишина, сменившая непрерывный грохот двигателя, казалась настолько глубокой, словно имела плоть, и Быков даже слегка вздрогнул на внезапный скрип пружин оставленного Озодом сиденья — это Гульбахор гибким движением перебралась вперед. Сейчас она была одета в джинсы и темную рубашку, извлеченные из своей сумки, и выглядела куда более приветливо, чем прежде.
— Салют, — добродушно сказал Быков. — Не укачало?
— Нет, — односложно ответила она.
— Скажи, пожалуйста, Гуля, чем ты так моего Озода напугала? Что ты ему сказала?.
— Я ему сказала о том, кто мой отец.
— И кто же?
Она коротко взглянула на Быкова.
— Ты все равно не знаешь.
— Может быть. Но все-таки?
— Он очень уважаемый человек, — ей явно не хотелось развивать эту тему, но и ссориться с Быковым она больше не желала.
— Ну ладно, — он махнул рукой. — А эти, которые за тобой гнались, кто они?
Она пренебрежительно дернула плечом.
— Так, шпана… Мелочь.
— Они могут попытаться тебя разыскать?
— Не знаю, — равнодушно молвила она. — Это неважно.
— Тебе виднее, — сказал Быков.
Разговор явно не клеился. В это время из темноты вынырнул Озод и с печальным вздохом полез в кабину.
— На поле утром бригада придет, — начал рассказывать он. — Надо обязательно встать первым на погрузку, пока ящики не кончились.
— Договорились? Все в порядке? — поинтересовался Быков.
Озод горестно поцокал языком и огладил свою сумку.
— Нехороший человек. Очень жадный. Прямо шакал какой-то. Две тысячи сверху взял! А еще член партии!