Мертвый час
Шрифт:
Любый подробно рассказал то, что и без него было известно.
– Скажи-ка, Дорофей, – впервые подал голос Крутилин, – а могла Маланья сама убить хозяйку?
– Нет, что вы! Привязана к ней была. Да и платила актриса хорошо.
– А вдруг повздорили? Вдруг хозяйка Маланью в воровстве уличила?
– Нет, ваше… не подскажете, как величать? Чина вашего не знаю…
– Высокоблагородие.
– Маланья – баба богобоязненная. За три месяца воскресную службу ни разу не пропустила.
– Богобоязненная, говоришь? – ехидно
– Так пять лет его не видала. А баба-то молодая. Хочет, аж пищит! Понимать надо.
– Ты тоже пищишь?
– Я тоже человек. А жену свою раз в году тискаю. Остальное время на заработках. Жизнь наша такая…
Обвинить Любого было не в чем, но и отпускать никак нельзя. А вдруг виновен и после допроса скроется?
– У нас пока побудешь, – решил Крутилин. – Вдруг чего вспомнишь…
Как только городовые увели Любого, Яблочков предложил:
– Давайте Щеголя к нему подсадим.
Крутилин кивнул, мол, молодец, хорошую идейку внес.
Карманный воришка Костя Щеголев орудовал неподалеку, на Невском, опустошая карманы зевак-провинциалов. Ловили его часто, однако в суд не передавали. Потому что кроме искусного щипачества обладал Щеголь и другим даром: без вазелина к любому в душу влезть, чем сильно помогал сыскной полиции.
– Отправь за ним. Да прикажи экипаж заложить. Пора нам на Артиллерийской осмотреться.
– Митенька! Каким солидным вы стали. Встретила бы на улице – не узнала.
Дмитрий Данилович чуть было не ляпнул, что тоже проскочил бы мимо. От запечатленной в памяти пятнадцатилетней волшебницы, увы и ах, ничего не осталось, даже агатовые глаза, пленившие когда-то его неопытное сердце, и те потускнели.
Смущенно пробормотал:
– Вы все так же прелестны, графиня.
– Машенька! Для вас я по-прежнему Машенька. Признайтесь, что были влюблены. Ну?
– Я и сейчас у ваших ног, – покраснел от вранья Тарусов.
– Помните моего брата? – графиня указала в глубь беседки, где в кресле раскачивался Леонидик.
– Нет, увы.
– Уверены? Вдруг позабыли? Впрочем… Покойные родители не выпускали его, когда приходили дети.
– Но почему? – изобразил удивление Дмитрий Данилович.
– Мой брат необычен. Слишком необычен. Погружен в себя, говорит редко, зато всегда что-то напевает. Слышите?
Диди кивнул.
– А дети жестоки к тем, кто на них не похож. Дразнят, обижают. Вот родители и оберегали брата. Леонидик, Леонидик! Это князь Тарусов. Помнишь, я о нем рассказывала?
Леонидик, не переставая напевать, почесал рукой макушку.
– Как не помнишь? – пожала плечами графиня. – Ты даже прозвище ему дал – Серый Волк.
На этот раз Леонидик кивнул головой, но на Тарусова так и не взглянул.
– Почему Серый Волк? – удивился Дмитрий Данилович.
– Ну, – смутилась графиня, – помните мою
– Отлично помню, очень вам шла.
– Из-за этой шляпки Леонидик звал меня Красной Шапочкой. Когда я рассказала ему про вашу влюбленность… Уж простите! Хотелось похвастаться. Все равно он ничего не понял.
– Почему?
– Потому что лишен чувств. Любовь, ненависть, ревность, дружба для него – пустой звук.
– Как это?
– Я же говорю, Леонидик другой, не такой, как мы с вами. Зато очень талантлив. Может воспроизвести любую мелодию, что когда-то слышал. Или наизусть рассказать книгу, которую прочел двадцать лет назад.
– Он и читать умеет?
– Не считайте его сумасшедшим. Он очень много читает. Правда, беллетристику терпеть не может, там ведь про чувства и эмоции, зато обожает словари и энциклопедии, где только факты. А еще любит криминальные романы. Особенно Габорио [118] . В них ведь тоже лишь факты и умозаключения.
118
Эмиль Габорио (1832–1873) – французский писатель, один из основателей детективного жанра, автор романов о сыщике сыскной полиции Леккок.
– И все же, вы так и не объяснили, почему он окрестил меня Серым Волком?
– Я пыталась ему втолковать, что такое любовь: что влюбленные сначала встречаются, потом играют свадьбу, а затем девушка навсегда покидает отчий дом. Вот Леонидик и решил, что вы меня хотите украсть.
Тарусов рассмеялся и предположил:
– А затем это прозвище перешло к вашему мужу? Так?
– Нет, Андре он зовет Тараканом. Ой! Не вздумайте сказать графу.
– Ну что вы…
– Но согласитесь – и вправду похож.
– Мы не знакомы.
– Что вы говорите? Это надо исправить, – графиня схватилась за колокольчик, но, что-то вспомнив, звонить в него не стала. – Увы, Андре нет дома. У вас, мужчин, вечно дела.
– Очень жаль, – сказал Дмитрий Данилович, на самом деле обрадовавшийся.
Возможно, в отсутствие отца Ася согласится на встречу с мужем.
– По пятницам мы принимаем, – сообщила графиня.
– Супруга говорила…
– Ваша Сашенька – ангел. Я ею очарована…
– Спасибо, передам.
– В эту пятницу ждем вас вместе. Тогда и познакомлю.
– Увы, как правильно заметили, мы, мужчины, постоянно заняты. В Ораниенбаум я заехал буквально на пару часов…
– Как жаль.
– …чтобы повидаться с подзащитным, князем Урушадзе. В среду буду его представлять в суде.
– Ах, вот зачем пожаловали. А я-то, дура старая… Что ж, рада, что Авик наконец выбрал заступника. Надеюсь, сумеете ему помочь. А теперь прошу удалиться. Дальнейший разговор вызовет недовольство супруга. Всего хорошего.