Мертвый дрейф
Шрифт:
– А ну, кыш отсюда! – рявкнул по-русски Платон.
– Это кого ты фриками обозвал? – проворчал Крамер. – На месте этих парней я бы кровно обиделся. Ты еще им средний палец покажи – чтобы окончательно дошло.
– Нет, хорошо сказал, – возразил Никита. – Немного прямолинейно, грубовато, по-солдафонски, но все равно хорошо. Мне понравилось. Будем ждать ответного заявления.
В своем ответном заявлении люди на катере в «выражениях» не стеснялись. «Fire!» – проорал разгневанный голос, и на борт несчастного контейнеровоза обрушилась лавина свинца! Грохот воцарился немилосердный. Пули стучали по ржавому железу, выли над головой. Платон, собравшийся подняться и показать-таки
Это была бессмысленная демонстрация силы, пустое бряцанье «понтами». Накал стрельбы стал стихать, воздух рвали отдельные автоматные очереди, не доставляющие беспокойства. Никита оторвался от палубы, обиженно сморщил испачканную физиономию.
– Не уважают российский спецназ, зазнались…
– «Ну вот и пообедал», – подумал удав», – злобно хохотнул Крамер. – Послушайте, мужики, а не слишком ли амбициозную они ставят себе задачу? На абордаж пойдут? Или эсминец через часок подтянется?
– У них время «Х», у нас время «Ч», – выплюнул посеревший, донельзя разозленный Платон. – Неужто резину потянем, командир?
– Не высовываться, – приказал Глеб.
И только он это сказал, как Никита подпрыгнул, помаячил несколько мгновений над бортом, качаясь, как маятник, и рухнул обратно, пыхтя, как пароход, и обливаясь потом. Запоздало протрещала очередь, рой рассерженных пуль умчался в небо.
– Я кому сказал? – рассвирепел Глеб. Он как раз собирался проделать то, что проделал Никита!
– Прости, забыл, что мы пацифисты, – сконфуженно буркнул непослушный офицер. – Знаешь, командир, я после сегодняшнего дня больше не мечтаю о путешествиях и приключениях. Надоело все. Покоя хочется, домой, в снега. А теперь последние новости. На палубе катера толпятся человек пятнадцать. Все таращат в нас стволы и уже не прячутся. Какой-то негр снимает происходящее на сотовый телефон – вполне в духе времени, будет показывать жене и корешам и хвастаться, как они с мужиками уделали российский спецназ. Моторист заводит двигатель – бурлит вода за кормой. Скоро катер развернется и подойдет к нам вплотную… – Он сделал паузу и прислушался к гудению мотора. – Впрочем, уже подходит. Не знаю, какие у парней имеются средства для ведения абордажного боя, но, вероятно, что-то имеется. Перегнуться через борт, чтобы прицелиться, они нам не дадут. А теперь традиционный наказуемый вопрос, товарищ капитан третьего ранга…
– Гранаты к бою, – приказал Глеб.
– Да уж сообразили, не дурнее некоторых… – ворчал Платон, вытряхивая на палубу содержимое подсумка и вооружаясь слабенькой наступательной «РГД». – Хотя вот так помощнее будет… – Он присовокупил к первой вторую и задумчиво уставился на них, не зная, чем связать – клейкая лента в «набор юного спецназовца» не входила.
– А кто-то троицу любит, – спохватился Глеб, извлекая из подсумка увесистую и опасную «лимонку» «Ф-1». – Теперь наверняка помощнее будет…
Он схватил кусок проржавевшей стальной проволоки – голь на выдумки хитра! – принялся неловко скручивать гранаты в одну связку. Руки дрожали, они разваливались, он нервничал, психовал. А за бортом уже гортанно перекрикивались люди, что-то заскрипело, ударившись в борт.
– К черту! – теряя терпение, прохрипел Крамер, стащил с головы пропотевшую шапку, отобрал у Глеба гранаты, сунул их внутрь, а у одной оторвал чеку и зажал рычаг, чтобы боек взрывателя раньше времени не ударил по капсюлю. Всполошился Платон, привстал на колени, принялся поддерживать снизу головной убор.
– Мужики, вы, ей-богу, какой-то херней страдаете…
– Я их отвлеку, – осенило Никиту, он рухнул плашмя под борт и пополз, виляя задницей, в сторону надстройки. По дороге ткнулся в скрючившуюся Ольгу, которая безостановочно моргала и, кажется, превращалась в живого человека, хотя сложившаяся ситуация требовала ровно обратного. – Женщина, подвиньтесь, – возмутился Никита, – вы мешаете работать.
– Хорошо, хоть женщиной назвал, а не мужчиной… – пробормотала Ольга, прижимаясь к борту.
А дальше снова началась свистопляска! Склонностью к самопожертвованию Никита Бородач не отличался, но в этот час… еще как отличился! Он стремительно отдалялся, рассчитывая уйти подальше. Терпения не хватало, привстал, засеменил на корточках. Тридцать, сорок метров дистанция! И вдруг подпрыгнул, перегнулся через борт и с восторженным воплем:
– Что, уродцы, не ожидали?! – принялся стрелять короткими очередями.
И теперь уже все внимание прибывающих перекочевало на Никиту. Он в кого-то попал, ругался и стонал раненый, испуганно орали остальные, явно не знакомые с тактикой действия специальных сил морской разведки (а тактика простая – путайся сам, чтобы других запутать), и развернулись больше дюжины стволов, разразилась беспорядочная стрельба. Никита уже присел на корточки – все в порядке с инстинктом самосохранения, а в борт колотился разозленный свинцовый рой. Вырос Крамер, перегнулся через борт и сбросил шапку, переполненную «попутным грузом», на палубу приклеившегося к контейнеровозу катера. «Ну, тупые…» – подумал Глеб.
– Жалко шапку, – шмыгнув носом, посетовал Крамер, падая обратно на палубу. – И как ее носить после этого?
Контакт «посылки» с палубой совпал с нестройным хоровым пением. Рвануло смачно, ударно. От шапки, надо думать, осталось немного. Дрогнуло стальное брюхо многострадального контейнеровоза. Вопли, крики боли – можно представить, как там расшвыривало людей… Ну, тупые! Вскочили дружно, без команды, ударили в три ствола. И Никита на задворках подтянулся, его сразил приступ беспричинного веселья, ржал, как припадочный, разряжая магазин за магазином… А у катера и его бестолковой команды возникли нешуточные проблемы. Осколки покорежили надстройку, выломали леер, в носовой части палубы зияла дыра. Несколько тел, в которых было трудно заподозрить живых, валялись в живописных позах. Полз по извилистой траектории раненый, держась за живот и оглашая округу горловым пением. Несколько выживших спрятались за надстройку, еще человека четыре толкались у люка, отпихивая друг дружку. Спрыгнул один, спрыгнул другой. Из раскуроченного проема выскочил взбудораженный блондин, стал орать на разбегающихся подчиненных – он глотал слова, тараторил что-то невнятное, и Глеб практически не понимал, к чему он там взывал.
– Не, мужики, мы, конечно, ни на что не намекаем! – хохотал Платон, поливая огнем собравшихся у люка. – Но если хоть одна сука еще приблизится к этому кораблю… Пипец, парни, у нас на ужин сегодня пушечное мясо!!!
Еще один из вояк успел спрыгнуть в люк… впрочем, и второй повалился за ним, напичканный до отвала свинцом. Блондин споткнулся, заработал всеми конечностями, как паук, вкатился обратно в надстройку. Рубка и ее содержимое не получили значительных повреждений – как и ходовая часть. Двигатель работал, катер неуклюже отвалил от контейнеровоза и с креном на правый бок начал уходить. Из пробоины в палубе тянулся сизый дымок, который очень быстро стал черным, уплотнился и повалил столбом, окутав ковыляющую посудину. На палубе уже никто не появлялся.