Мертвый лед

Гамильтон Лорел Кей

Я встретила его почти отчаянный взгляд и сказала то единственное, что могла:

– Я все понимаю, но не позволю тебе принести себя в жертву, пока мы не перепробуем все возможные варианты. Рафаэль.

Он выпрямился, стоя на коленях, и повернулся, чтобы лучше видеть меня, и это движение заставило его согнуться пополам от боли. Рафаэль почти уронил нас обоих на пол, сжимая мое запястье.

– Мне нужно больше света. С этой раной что-то не так.

– Делай, что должна, - сказал он. отпуская мою руку, встав на четвереньки и опустив голову, словно загнанная

лошадь. Я перекинула его руку через свое плечо и, осторожно придерживая, стараясь не касаться раны, помогла подняться на ноги. Обычно он держался так прямо, так твердо, но сейчас пошатнулся, и на мгновенье мне пришлось принять на себя большую часть его веса. Затем Рафаэль собрался и помог мне вытащить себя из кабинки в зону общих душевых, где освещение было получше.

Я задумалась, отвести ли его к скамьям в раздевалке или усадить прямо здесь на полу, потому что стоять без посторонней помощи Он не мог и хотел, чтобы как можно меньше людей видели, как сильно он ранен. Я все-таки подвела его к стене, чтобы он мог облокотиться о нес, но он опустился на колени, как и прежде. По крайне мере теперь Он стоял на коленях под ярким светом, а мне это и было нужно.

По внешней части рапы я могла определить под каким изначальным углом вошло оружие. Края начали затягиваться, но клинок был серебряным, поэтому это максимум, на что было способно тело Рафаэля. Но то, что мне казалось странным было не здесь, а глубоко в мясе его тела.

– Такая глубокая рапа, как эта. должна была все еще кровоточить. По крови нет.

– Значит я залечил ее?

– Внешние края раны, думаю, да, или по крайней мере твое тело пытается исцелиться, но в глубине раны плоть словно обожжена. Я даже не уверена, что подобрала верное слово, чтобы описать то, что я вижу. Нам нужен врач.

– Нет, - отрезал он, и его голос при этом звучал очень категорично. Я встречала достаточно лидеров сообщества ликантропов, чтобы понимать: "нет" Рафаэля, сказанное так – окончательное решение, не подлежащее обсуждению.

– Ладно, но могу я пригласить сюда Мику и услышать его мнение?

Он прислонился лбом к кафелю, как будто чтобы просто устоять на коленях, он должен был приложить усилие.

– Да. я доверяю ему так же, как тебе.

Я вышла в раздевалку, взяла свой телефон и набрала Мике.

– Натаниэль говорит, что ужин уже остыл, - сказал он вместо приветствия.

– Спустись в общие душевые. Один из оборотней ранен, и рана выглядит странно.

– На такой случай у нас есть врач. Что ты не договариваешь, Анита?

– Это Рафаэль, и он отказывается от врача. Он говорит, что доверяет только тебе, мне. Жан-Клоду. Ричарду и другим королям, и союзникам, но никому больше.

– Сейчас буду, - сказал он, и то, как Он не всерьез по-семейному пожурил меня, было забыто. Теперь он был исключительно деловой.

Я всегда ценила это в нем: он умел отбросить в сторону все незначительное и сосредоточиться на главном.

Я села рядом с Рафаэлем. Он взял меня за руку, крепко сжимая в приступах боли, напоминая мне, каким чудовищно сильным он был.

– Скажи

мне. если я сделаю тебе больно.

– Поверь, скажу.

Он снова задрожал и склонился к полу. Его голова коснулась моего бедра, и я провела рукой по его влажным волосам.

– Все в порядке, ложись.

– В смысле устроить голову на твоих коленях, а ты меня погладишь?

– Если это поможет, то да.

Он чуть сильнее прижался лбом к моему бедру, с минуту решался, а затем все же лег на бок, устроив голову на моих коленях, держа одной рукой мою ладонь. Когда он устроился поудобнее - настолько, насколько вообще мог - я коснулась его волос, приглаживая их назад, убирая с лица. Рафаэль возражать не стал, и я продолжила скользить пальцами по его влажным волосам, пока он лежал на моих коленях, свернувшись калачиком, иногда стискивая мою руку от вспышек боли.

– Спасибо, - мягко сказал он.

– За что?

– Я доверяю Мике, Жан-Клоду и даже Ричарду, но не могу предстать перед ними настолько слабым.

Я попыталась отшутиться:

– Даже не знаю. Думаю, Жан-Клод не стал бы возражать, положи ты голову на его колени.

– Не нужно, - сказал он.

– Чего?

Он повернул голову так, чтобы взглянуть на меня снизу-вверх.

– Преуменьшать то, что так важно.

Я не знала, что на это ответить, и старалась не ерзать от смущения.

– Ты мой друг, - сказала я наконец. По, кажется, это не совсем подходящее определение.

– Ты всем своим друзьям позволяешь лежать на твоих коленях, когда ты обнажена?

Я не чувствовала себя голой, пока Рафаэль не сделал на этом акцент. Я справилась с

инстинктивным смущением и заметила:

– Обращать внимание на чью-то наготу против кодекса оборотней, если речь не идет о сексе.

– Это так, но, если уж мы не влюблены друг в друга, не встречаемся, наши отношения все же больше, чем просто дружба, Анита.

Я отвернулась от требовательного взгляда Рафаэля, но заставила себя снова посмотреть на него, когда поняла, как сильно мне не хочется встречаться с ним глазами. Ни в чем нельзя проявлять малодушие, ни в малом, ни в большом, ведь начнешь увиливать в каких-то незначительных вопросах, а затем оно перейдет на что-то более серьезное. Мне нужно быть стойкой для работы и просто для самой себя.

Я всмотрелась в лицо этого сильного, смелого и благородного мужчины и коснулась его щеки.

– Да, это больше, чем дружба.

Он улыбнулся, и только ради этого стоило сказать это.

Я поняла, что Мика рядом, еще до того, как он вошел в душевые, правда не уверена, уловила ли его запах, почувствовала его самого или. может, услышала. Я просто знала, что сейчас он войдет в комнату.

Он поспешил к нам, все еще одетый, что казалось странным в душевых. Мне вдруг захотелось, чтобы он разделся, или чтобы мы каким-то магическим образом оказались в одежде. Он опустился на колени рядом с Рафаэлем, коснулся рукой его спины у самой раны. Она была достаточно большая, чтобы не спрашивать, где болит.