Мерзкий старикашка
Шрифт:
Не, ну так-то я точно знаю, что ангел смерти это вовсе не костяной остов в черном балахоне и с косой, но вообще, по личным ощущениям, на мужчину все же похож. Хотя, пес их, этих потусторонних, знает-то на самом деле — есть у них какие-то гендерные признаки, или им размножаться не положено, потому что кондомы.
Смерть с возражениями на обряд, ожидаемо, не явился, так что еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле — морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надёжа, ё-моё!
Вернувшись в келью, столько лет бывшую моим пристанищем, я переоделся в дорожную сутану (с разрезами спереди и сзади, да грузиками по подолу — щедрейший дар брата-кастеляна) разложил все, что не стал брать с собой, на топчане и приколол шилом на двери записку: «Дорогие братья, покидая обитель оставляю свои пожитки вам. Берите и пользуйтесь, если кому чего надо».
Полюбовавшись результатом я не удержался, макнул заостренный бамбуковый стержень в чернильницу и дописал: «Целую, царь», после чего прихватил котомку со своими невеликими богатствами, и, со вздохом, обвел взглядом келью еще раз.
— Как ни странно, а ведь буду скучать по этому месту, — пробормотал я себе под нос. — Не все было плохо.
Решительно отринув грустные мысли, я взял украшенный резьбой посох, врученный мне для чего-то настоятелем, и шагнул за порог.
Вперед, беспечный пешеход, Уйду, избыв печаль, — Спешит дорога от ворот В заманчивую даль, Свивая тысячу путей В один, бурливый, как река, Хотя, куда мне плыть по ней, Не знаю я пока! [1]1
Стихи Дж. Р.Р. Толкиена, пер. В. Муравьева
Ну а если называть те же вещи банальной прозой — ждет нас долгая дорога безкайфовая.
Из монастыря мы отбывали без всяческой помпы — просто очередная группа богомольцев, тихо прибывшая по своим делам, столь же незаметно монастырь и покидает. Если, конечно, термин «незаметно» вообще можно применить к четырем десяткам хорошо вооруженных крепких мужчин.
На выходе из жилого крыла меня перехватил князь Тимариани. Решил, не иначе, что заблужусь или сбежать попробую.
— Ваше высочество, — чуть поклонился он. — Все готово к дороге, мы ожидаем только вас. Гонца к Главному министру послали, но с припиской что надежды уговорить не теряем, к князю Ливариади письмо я отправлю завтра поутру.
— Это правильно, незачем гонцам про дела друг друга знать, — согласился я, постукивая посохом по плитам двора. — О чем не знаешь, о том и не разболтаешь. Насколько раньше нас они прибудут?
— Если мы будем двигаться с обыкновенною скоростью, то на два или три дня гонцы нас опередят. Хотя, если вы пожелаете, мы можем сесть в Тассе на барку, и добраться до столицы по реке, с большим комфортом, но и с большей задержкой по времени.
— Там разберемся, верхами или плотами. Как ситуация сложится, — я не стал загадывать на будущее. — Надеюсь, лошадку мне смирную подобрали? Не в тех я годах, чтобы верхом на лихом коне гарцевать.
— Да, ваше высочество. Купили кобылку у одного из местных князьков, перед подъемом на взгорье — он ее для своей дочери в конюшне держал. Смирная животинка с очень плавным ходом.
— Из своих конюшен тащить что, пожалели?
— А зачем? — искренне удивился Зулик. — Приличную лошадь разве что совсем уж в предгорьях найти тяжело, не слон ведь, или еще какая диковинная зверюга. К чему ее за собой через всю Ашшорию было волочь?
— Логично, — согласился я. — Не слон, и даже не тыгыдымский конь.
— Какой конь? — живо заинтересовался князь. — Никогда не слыхал о такой породе.
Пришлось ему рассказать этот анекдот. Князь ржал так, что лошади могли от зависти сдохнуть. Эх, как же мало местным для счастья надо…
— Тыгыдым, тыгыдым, тыгыдым… — повторил он, утирая выступившие от смеха слёзы. — А я всё ломал голову, как жеребенка назвать. Новую породу скакунов вывести пытался, свел кобылицу-сиглави с шехамским иноходцем, а выродилось что-то несуразное. Решено — будут его Тыгыдымом звать!
— Знатное имя, — хмыкнул я. — А мою лошадь как именуют?
— Так, как будет угодно вашему высочеству. — это мне показалось, или он на миг замялся перед ответом?
— Что же, прошлый хозяин ее вообще никак не называл?
— Ну отчего же? Наверняка называл… как-то. Вот она, кстати.
Мы вывернули из-за угла, и взору моему предстала расположившаяся ко мне филейной частью тонконогая кобылица мышастой масти, с темной гривой, таким же хвостом, и идеально круглым пятном на… В основании хвоста, короче.
В общем и целом обращенная ко мне лошадиная, хм, корма напоминала известный по сказке про дедку и прочих его домочадцев корнеплод с роскошной ботвой.
— Ну надо же, — усмехнулся я, разглядывая открывшуюся мне картину. — Натуральная репка.
— Вот Репкой ее княжна и звала, — признался Зулик.
— Ей подходит, — вообще-то лошадка симпатичная: шея тонкая, грива и хвост густые, ножки стройные как у модели, и вот кабы не это пятно…
Из-за него дорогие сбруя и седло смотрятся на ней, ну прям как на корове.
Ладно, не на парад выехал, чай.
Я стремительным, насколько спина и коленки позволяли, шагом приблизился к лошади, — вся остальная часть нашей кавалькады уже сидела верхами чуть поодаль, и лишь мою Репку держал под уздцы стоящий ко мне спиной Тумил, впервые на моей памяти облаченный не в робу послушника, а в мирское платье. Добротное такое платье, но небогатое — как дорожная одежда для царского стремянного может и сойдет, а вот в столице гардеробом мальчика надо будет озаботиться в первую очередь. Короля свита делает.