Мешок с костями
Шрифт:
— Прекрати! — оборвал я его, и он замолчал, словно ждал моего приказа. — Пойди в трейлер и посмотри, как там Кира.
— Хорошо. — Он заковылял к трейлеру. При каждом шаге с его губ срывался стон, но он не останавливался. Я ощущал запах горящей травы. Налетающий ветер пах дождем. А на моих руках умирала Мэтти.
Я прижимал ее к себе, раскачиваясь взад-вперед. Тем временем в Большой баптистской церкви над гробом Ройса читали сто тридцать девятый псалом: «…Я сказал Господу: Ты — Бог мой…» Пастор говорил, марсиане внимали. Я же укачивал Мэтти под черными тучами. Я собирался приехать сюда этой ночью, достать ключ
МЫ — ЧЕМПИОНЫ
до худощавого, веснушчатого запястья.
— Мэтти, — позвал я. — Мэтти, Мэтти, Мэтти. — Я качал ее и поглаживал рукой по правой половине лба, которую каким-то чудом не запачкала кровь: волосы упали на левую, изуродованную сторону. — Мэтти, Мэтти, ах, Мэтти!
Сверкнула молния — первая, которую я увидел в этот день. Подсветила надвинувшиеся с запада тучи. Мэтти дрожала в моих объятиях, всем телом, от шеи до кончиков пальцев. Губы ее крепко сжались. Брови сошлись у переносицы, словно она о чем-то задумалась. Рука поднялась в попытке ухватить меня за шею: так человек, падающий в пропасть, старается ухватиться за что угодно, лишь бы остановить или хотя бы замедлить падение. Потом рука упала и застыла на траве, ладонью кверху. Тело ее содрогнулось в последний раз, и она покинула наш мир.
Глава 26
После этого, до того момента как все закончилось, я находился в трансе. Несколько раз выходил из него, к примеру, когда листок с генеалогическим древом выпал из одного из блокнотов Джо, но на очень короткие промежутки времени. Ощущения в чем-то были такие же, как и в моем сне с Мэтти, Джо и Сарой, в чем-то напоминали те, что я испытывал, когда едва не умер от свинки, но в целом сравнить мне их не с чем. Транс он и есть транс. Находясь в нем, я обретал сверхъестественные способности. Видит Бог, я бы прекрасно без них обошелся.
Подошел Джордж, ведя перед собой мужчину в синей шапочке-маске. Джордж уже здорово хромал. Сильно воняло горелой резиной.
— Она мертва? — спросил Джордж. — Мэтти?
— Да.
— Джон?
— Не знаю, — ответил я, и тут же Джон дернулся, застонал. Он был жив, но потерял много крови.
— Майк, слушай, — начал Джордж, но, прежде чем он продолжил, из горящего в кювете автомобиля донесся жуткий крик. Орал водитель, сгоравший заживо. Стрелок начал поворачиваться на крик, и Джордж поднял револьвер.
— Замри, а не то застрелю.
— Вы не можете обречь его на такую смерть? — Из-под маски голос стрелка звучал глухо. — Собаку, и ту спасают от такой смерти.
— Он уже мертв, — ответил Джордж. — А к автомобилю ближе чем на десять футов можно подойти только в асбестовом костюме. — Джорджа качнуло, а лицо его цветом не отличалось от капельки крема, которую я стер с носа Ки. Стрелок всем своим видом показал, что сейчас бросится на него, и Джордж поднял револьвер еще выше.
— Если тебе чего-то хочется, действуй. Только учти, я не промахнусь. Это я тебе гарантирую. А теперь снимай маску.
— Нет.
— Ты мне надоел. Не забудь передать привет Господу, — и Джордж оттянул ударник револьвера.
— Господи! — вырвалось у стрелка, и он стянул маску.
Откровенно говоря, я не удивился, увидев Джорджа Футмена. Из пылающего автомобиля донесся очередной вопль, последний. Клубы черного дыма все поднимались к небу. Вновь загрохотал гром.
— Майк, пойди в трейлер и найди, чем его связать, — попросил меня Джордж Кеннеди. — Еще минуту, может, две, я смогу удержать его на прицеле, но не больше, потому что истекаю кровью. Ищи скотч. Им можно повязать и Гудини.
Футмен переводил взгляд с меня на Джорджа, потом посмотрел на Шестьдесят восьмое шоссе., как это ни странно, совершенно пустынное в этот далеко не поздний час. А может, ничего странного в этом и не было: синоптики совершенно правильно предсказали время прохождения грозового фронта. Туристы и обитатели летних коттеджей укрылись от дождя. А местные…
Местные, в определенном смысле, слушали. Не могу подобрать более точного определения. Пастор говорил о Ройсе Меррилле, о его долгой жизни и плодотворной деятельности, о том, как он служил родине во время мира и войны, но старожилы его не слушали. Они слушали нас, точно так же, как раньше толпились вокруг динамика в «Лейквью дженерел» и слушали прямой репортаж с поединка тяжеловесов.
Билл Дин так крепко сжимал запястье Яветт, что костяшки его пальцев побелели. Он причинял ей боль, но она не жаловалась. Она хотела, чтобы он держался за нее. Почему?
— Майк! — Голос Джорджа заметно ослабел. — Пожалуйста, помоги мне. Этот парень опасен.
— Отпустите меня, — повернулся к нему Футмен. — Вам же будет лучше.
— Как бы не так, сукин ты сын.
Я встал, направился к трейлеру, поднялся по бетонным ступенькам мимо горшка с помидором, под которым лежал ключ. Молния разорвала небо, оглушительно громыхнул гром.
Ромми сидел на стуле за кухонным столом. С еще более бледным, чем у Джорджа лицом.
— Девочка в порядке. — Слова давались ему с трудом. — Но она вроде бы просыпается… Я больше ходить не могу. Лодыжка ни к черту.
Я шагнул к телефонному аппарату.
— Без толку. — голос у него заметно подсел. — Уже пробовал. Полная тишина. Наверное, линия повреждена. Господи, как же больно!
Я выдвинул ящики на кухне, начал рыться в поисках скотча, бельевой веревки. Если Кеннеди потеряет сознание, пока я здесь, думал я, Футмен отберет у него револьвер, застрелит его, застрелит Джона, лежащего без сознания на дымящейся траве. Покончив с ними, он придет сюда и застрелит меня и Ромми. А потом настанет черед Киры.
— Нет! — сказал я себе. — Он оставит ее в живых.
Возможно, это был бы наихудший вариант. Попадались мне только ножи, ложки, вилки, пакеты для сандвичей, мешки для мусора, аккуратно схваченные резинкой продовольственные талоны, держалки для кастрюлей и сковородок.
— Майк, где Мэтти?
Я повернулся с виноватым видом, будто меня застали за разглядыванием порнографических картинок. Заспанная Кира, с растрепанными волосами, разрумянившаяся от сна, стояла в коридорчике. Закрутка для волос охватывала левое запястье, как браслет. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас. Ее разбудили не выстрелы, даже не крик матери. Разбудили ее мои мысли.