Мессалина
Шрифт:
В течение всей церемонии Мессалина не переставала украдкой поглядывать на Валерия, но он обращал на нее не больше внимания, чем когда-либо прежде. Она надеялась, что ее брак с дядей императора пробудит в бывшем консуле некоторый интерес к ней, но он оставался совершенно безразличен. Чувство досады мучило ее все сильнее — такое отношение она воспринимала как демонстрацию пренебрежения к себе, а это было для нее нестерпимо.
По старинному обычаю трое молодых людей из сенатского сословия устроили похищение невесты. Они выхватили Мессалину из рук матери, оказавшей слабое сопротивление, и притащили ее к Клавдию. Один из них держал в вытянутой руке факел из веток боярышника, меж тем как юная дева поднесла Мессалине веретено
Глядя на Мессалину, Клавдий подумал, что непременно сократит трапезу и отведет жену в комнату новобрачных: ему не терпелось оказаться с нею наедине. Впервые он предпочтет любовь женщины тому удовольствию, которое доставляла ему еда. Со своей стороны, Мессалина была слишком проницательна и рассудительна, чтобы на распознать слабостей своего супруга, благодаря которым она сможет им повелевать. А ради этого стоило идти на такую жертву, как иногда делить с ним ложе, тем более что опытность и развращенность Клавдия, о чем ходило много слухов, уже разбередили мысли Мессалины, прежде чем разжечь ее чувства.
Она взяла супруга под руку, и они пошли вслед за открывающими свадебную процессию флейтистами и пятью молодыми факелоносцами по улицам Рима к дому Клавдия. Специально приглашенные дети танцевали на ходу и бросали цветы и орехи зевакам, сбегавшимся поглазеть на радостное шествие.
У дома на Палатинском холме новобрачных ожидали Клавдиевы рабы и толпа людей, прознавших о женитьбе дяди императора. Толпа расступилась, и молодожены подошли к порогу просторного жилища. Юноша высоко держал факел из веток боярышника, в то время как другой преподнес Мессалине факел из сосновых веток, символ семейного очага, и сосуд с водой, в которой она омыла пальцы, прежде чем пересечь порог дома, за которым ее ждала новая жизнь. Затем она повесила на дверную задвижку шерстяную ленточку, показывая этим, что будет прясть, ткать и делать одежду и домашнее белье, потом смазала дверные петли душистой мазью, чтобы прогнать злых духов и уберечься от порчи. Клавдий бросил несколько монеток нищим, пожиравшим глазами новобрачную, потом взял Мессалину на руки, собираясь перенести через порог, как полагалось по обычаю, такому же старому, как сам Рим. Для бедняги молодожена ноша была явно тяжела. Шаферы хотели было ему помочь, но Клавдий оттолкнул их локтем и в тот же миг споткнулся. Он упал вперед, на Мессалину, покрасневшую от стыда и гнева. По случайности, показавшейся ей очень счастливой, Валерий Азиатик находился совсем рядом. Он бросился Клавдию на помощь.
— Помоги мне, Валерий, — простонала Мессалина, когда Клавдий с отупелым видом стоял на коленях. — Кажется, я поранилась… Ужасно болит нога.
Клавдий наклонился к ней, но она, оттолкнув его, проговорила тоном, не терпящим возражений:
— Довольно, Клавдий, ты такой неловкий. Пусть мной займется Валерий, а ты лучше устраивай гостей. Только попроси рабыню, чтобы она отвела нас в личные покои и принесла макового отвара, чтобы снять боль.
Валерий осторожно поднял Мессалину на руки и пошел за рабыней в спальню молодоженов. Там он положил новобрачную на ложе, украшенное фигурами Юноны и Венеры. Рабыня поспешила за снадобьями, и Валерий хотел было последовать за ней, но Мессалина удержала его за край туники:
— Прошу тебя, Валерий, побудь со мной, не оставляй меня одну.
Он, полагая, что неудобно оставаться в спальне наедине с новобрачной, пребывал в нерешительности, когда вернулась рабыня. Она принесла тазик с водой и поставила его возле ложа.
— Вот, госпожа, теплая вода с солью, — сказала рабыня. — Тебе надо подержать в ней ногу, чтобы припухлость спала. А я пойду за мазью и маком.
— Валерий, помоги мне подняться… мне так больно, — простонала Мессалина, на самом деле не чувствовавшая никакой боли.
Он посадил ее на край ложа и опустился на колени, чтобы снять сандалию. Она смотрела на него горящими глазами, думая о том, как ей использовать эту неожиданную ситуацию с наибольшей выгодой для себя. Она высоко подняла подол своей туники, чтобы Валерий мог полюбоваться красотой ее изящной ножки.
— Я слышала, что в подобном случае ничто так не помогает, как массаж… Жалко, что это случилось здесь. У меня дома есть раб, который умеет это делать.
Служанка, вернувшаяся очень кстати, принесла горшочек с мазью, сказав, что теперь пойдет за маковым отваром. Мессалина взяла мази на кончики пальцев и принялась нарочито неловко натирать щиколотку. Хитрость ее удалась: Валерий снова опустился перед ней на колени.
— Если позволишь, я могу попробовать помассировать.
— Это так любезно с твоей стороны, — вздохнула она и вытянула ногу.
Она еще больше подняла подол туники, обнажив колено, и Валерий принялся разминать ей икру и щиколотку.
— Мне так хорошо, — прошептала она, чувствуя, как ее охватывает дивная истома.
— В таком случае я, наверное, могу тебя оставить и присоединиться к гостям. Мне неприлично слишком долго здесь задерживаться.
— Нет, никто ничего не скажет, Валерий. Щиколотка у меня уже не болит, но мне еще больно… вот здесь…
Она показала на колено и нижнюю часть бедра, предварительно обнажив ее.
— Сомнений нет, я ушибла колено.
Валерий взял на пальцы мази и вновь принялся массировать ногу с осторожностью, которая только распалила в молодой женщине желание. Она чувствовала, как все чаще бьется ее сердце, а между бедрами приятно влажнеет. Она закрыла глаза и развела ноги, как бы приглашая пойти дальше по дороге, ведущей к наслаждению. Она надеялась, что руки Валерия, в котором наконец победит любопытство, дерзнут подняться по ее бедру и доберутся до живота, терзаемого желанием. Ей так хотелось, чтобы он повыше задрал ей тунику, накрыл ее тело своим, взял ее рот в свой и их движения стали бы согласованными, и чтобы он сполна ощутил вкус ее дрожащего от вожделения тела, проник в него и в конце концов залил его потоком сладострастия, таким же мощным, какой глубокой была любовь, которую она несла ему.
Но ее ожидание было жестоко обмануто, когда Валерий попросил ее лечь на живот, чтобы помассировать ногу под коленом. Она легла так, как он просил, проявив явное нетерпение и быстрым движением подняв тунику до самых ягодиц. Однако он стыдливо поправил тунику и продолжал свое дело с невозмутимой серьезностью.
Такое поведение Валерия вынудило Мессалину предпринять более откровенную атаку: она решила, что, быть может, он держится так из скромности или робости.
— Тебе когда-нибудь случалось желать женщину, Валерий? — спросила она.
— Что за странный вопрос, Мессалина! Я вижу, ты совсем не осведомлена о моей жизни.
— Признаюсь, нет.
— Я знал слишком много женщин. Может, оттого они теперь меня мало привлекают. Но если однажды я встречу женщину, достойную себя, способную пробудить во мне любовь, я, конечно, возжелаю ее.
— Твой ответ меня удивляет. Разве ты никогда не желаешь свою супругу?
— Мы живем под одной крышей, но я давно уже не прикасаюсь к ней.
— Разумеется, — не без иронии бросила она, — с того дня как Калигула увел ее к себе в спальню, как говорят, на глазах у всего двора.