Мессалина
Шрифт:
Клавдий был доволен, что теперь ему принадлежит императорская вилла, которой прежде владел Калигула. В этом жилище над морем, куда можно было добраться по узкой тропинке, и обосновалась Мессалина, прибывшая туда в полдень. Когда усердные слуги высыпали ей навстречу, она принялась жаловаться на дорожную тряску и невыносимую жару и, расположившись в тени портика, потребовала ванну с теплой благоухающей водой. Ей принесли прохладительное питье, к ее услугам явился массажист.
Выкупавшаяся и отдохнувшая, облаченная в новую тунику, Мессалина не стала ждать первых дуновений вечернего ветерка, чтобы отправиться к Азиатику. Она велела доставить себя в закрытых носилках к дому бывшего консула, стоящему близ
Она вошла в перистиль, где вновь проявилось пристрастие Валерия к цветам и фонтанам. Обойдя все кругом и надышавшись ароматом цветов, открывающихся вечером, она наконец решилась позвать кого-нибудь. Никто не ответил, и она пошла в триклиний, в глубине которого бил фонтан. Она выходила из зала, когда чей-то голос заставил ее вздрогнуть.
— Что ты здесь делаешь? Кто позволил тебе войти в дом?
К ней шел мужчина крепкого телосложения, одетый в короткую тунику, которую носят рабы. В руке он держал большой кувшин.
— Я приятельница Валерия. Дверь была открыта, и я вошла. Где твой господин?
— Мой господин? Он в Риме! Где ж ему еще быть? А ты, говоришь, его приятельница?
— Как в Риме? Я только что оттуда. Мне сказали, что он здесь.
— Если б он был здесь, я бы об этом знал, поскольку я привратник. Я его уже больше трех месяцев не видел. Последний раз он приезжал с Поппеей и Корнелием Сципионом. А вот тебя я никогда не видел.
И словно желая показать свое неверие в то, что она приятельница его господина, он, не обращая более на нее внимания, поднес кувшин ко рту и долго пил.
— Валерия Азиатика действительно здесь нет, — сказала она, — иначе бы ты не пил его вино и не говорил так дерзко.
— Это вино с Везувия прокиснет, если я его не выпью. Но если ты хочешь, я готов с тобой поделиться.
— Клянусь Вакхом! Подавись ты этим вином! — вскричала она, поспешно удаляясь.
Мессалина бросилась в носилки и приказала носильщикам идти по прибрежной дороге в сторону Мизен. Она не сомневалась в том, что привратник сказал ей правду. Валерия в Байях не было, мажордом на вилле в Лукулловых садах обманул ее. Утомленная дорогой, она не чувствовала к Валерию ни малейшего гнева. Она вспомнила, как его мягкие сильные руки массировали ей ногу в день ее свадьбы, уронила голову на подушки, и на глазах у нее выступили слезы. Солнце клонилось к закату. Ей внезапно захотелось побыть у моря одной. Высунувшись из носилок, она увидела, что мыс, который закрывает Байский залив и по которому тянутся контрфорсы императорской виллы, уже давно пройден, и велела носильщикам остановиться. — Возвращайтесь во дворец, — сказала она, спрыгивая на землю. — Я хочу пройтись одна.
— Госпожа! — воскликнул слуга, обязанностью которого было прокладывать дорогу носилкам на многолюдных улицах. — Мы не можем оставить тебя одну в столь пустынном месте!
— Делай так, как я велю. Идите во дворец
Ее тон не допускал возражений. Слуга поклонился и подал знак другим рабам следовать за ним. Мессалина пошла по песчаному берегу, у самой воды, и изредка набегающие волны ласкали ее ноги. Через некоторое время она остановилась невдалеке от скалистого выступа, закрывающего вид на Мизен. Она скинула тунику и сандалии, распустила волосы и медленно вошла в теплую воду. Соприкосновение с водой умиротворило ее, и она неторопливо, с большим удовольствием поплыла. Ей нравилось ощущать свое тело плывущим по морю, словно никому не нужная водоросль.
Выйдя на берег, она расстелила на песке тунику и легла на спину. Она сомкнула веки, и лицо Валерия коснулось ее лица. Она почти тотчас задремала, думая одновременно о Валерии и о своих детях и даже не пытаясь понять, какая между ними связь. Октавия смеялась, показывая ей свои игрушки — волчка и козочку, запряженную в маленькую колесницу. Потом она увидела себя плачущей, не желающей идти в школу. Отец считал, что общественная школа предпочтительнее домашнего образования, поскольку присутствие других детей побуждает к учению. Но Мессалина слышала, что плохих учеников в школе бьют по спине розгами. В конце концов Лепида убедила мужа нанять учителя, хотя такое обучение стоило дорого. И она влюбилась в него!
Во сне ей чудилось, как Валерий ласкает ее, целует грудь. Она вздрогнула, ощутив прикосновение чьих-то губ к ее губам. Мессалина подумала, что все еще спит, но вдруг поняла, что соленый вкус этих влажных губ может быть только в действительности.
— О! — воскликнула она, привставая. — Наглости вам не занимать! Кто вы такие?
Два молодых человека сидели возле нее. Их смуглая кожа была пропитана солью и солнцем.
— Мы оба рыбаки, — сказал один из них, — удили среди этих скал.
Он показал на выступ.
— Мы увидели тебя лежащей на песке, — заговорил другой, — и пришли составить тебе компанию.
— Я не нуждаюсь в вашей компании. Известно ли вам, кто я?
— Мне кажется, ты нереида, явившаяся из царства Амфитриты и Нептуна, — сказал один.
— А я, — сказал другой, стремясь перещеголять приятеля, — я скорей подумал бы, что ты сама Венера Анадиомена, пришедшая с моря.
Она чувствовала, как тело ее от вожделения покрывается испариной. Ответы молодых рыбаков вконец обольстили ее. Она рассмеялась:
— Вы правы, я пришла из пучины морской.
Она закрыла глаза и привлекла к себе, между бедер, руку, гладившую ее в момент пробуждения. Это прикосновение разожгло ее пыл, она со стоном откинулась на спину, и молодой рыбак принялся целовать ее губы и шею. Сладострастие завладело ее плотью и разумом. Едва она почувствовала, что он проник в нее, как ее захлестнула волна наслаждения, которое ей хотелось длить до бесконечности, и оно еще продолжалось, когда она ощутила, что ею овладели во второй раз. Мерный приглушенный плеск волн погрузил ее в новое оцепенение.
Она открыла глаза, услыхав голос Ливии, выкрикивающей ее имя. Приподнявшись, она увидела, что одна на берегу, рыбаки исчезли, и бархатная ночь окутывает землю. На скале виднелась фигура Ливии. Мессалина встала, потянулась и направилась к воде. Когда пенистая волна обмыла ей живот, она надела тунику. Служанка приблизилась к ней в тот момент, когда она застегивала пряжку.
Мессалина, чтобы оправдать свое путешествие, провела в Байях две недели. Она предпочла не давать Клавдию поводов задумываться над вопросом о столь дальней поездке ради столь краткого отдыха. Причину, позволившую ей ускорить возвращение в Рим, она нашла в детях: она заявила Клавдию, что хотя разлука с ними была недолгой, она очень соскучилась по ним и тревожилась о здоровье Германика.