Мессалина
Шрифт:
Как только стихли крики и овации, Калигула поднял руку и, пригласив встать рядом с собой Друзиллу, зычным голосом произнес:
— Римляне, я представляю вам ту, которую отныне вы должны почитать как мою наследницу!
— Цезарь безумно любит Друзиллу, — заметил Валерий Азиатик, в то время как тысячи голосов приветствовали сестру Калигулы.
— И уже давно! — добавил Фабий. — Говорят, он лишил ее девственности, когда был еще юношей и жил у своей бабки Антонии. Антония как-то застала их вместе, и Друзиллу потом спешно выдали замуж за Луция Кассия Лонгина.
— А когда Калигула стал императором, то немедленно заставил ее развестись с мужем.
Калигула с трибуны продолжал свою торжественную речь:
— Римляне, я хочу воспользоваться вашим присутствием здесь и сообщить вам о некоторых мерах, которые я предпринял с одобрения сената. Прежде всего я решил, что, поскольку шестой месяц старого календаря был назван Августом в честь императора Августа, а пятый — Юлием в честь Юлия Цезаря, месяц Сентябрь отныне будет называться именем моего отца Германика, память о котором чтит каждый из вас.
Народ встал, чтобы одобрить понравившееся ему решение.
Император продолжал:
— Я также решил, что осужденные и сосланные будут помилованы, а все преследования, начатые до моего прихода к власти, будут прекращены. Отчеты о состоянии государства будут вновь обнародованы, как это было при Августе, но перестало быть при Тиберии. Кроме того, я решил, что подарки, обещанные Тиберием и Ливией народу, преторианцам, ночным стражам и легионерам, будут розданы с сегодняшнего дня, и это помимо тех семидесяти пяти динариев, раздача которых уже началась.
Миллионы цветов полетели к императорской трибуне, и тысячи голосов скандировали имя Гая Великого понтифика. А когда собравшимся стали раздавать монеты, недавно отчеканенные в память Агриппины с ее изображением на одной стороне и с изображением почетной колесницы, запряженной двумя мулами, на обратной, точно такая же колесница, украшенная гирляндами, въехала в цирк. На широкой ленте золотом было начертано: «В память Агриппины сенат и народ римский».
Колесница сделала круг под возобновившиеся овации зрителей, и вслед за тем раздались громкие звуки труб. Это был сигнал к началу ристания. Все сели. Воцарилась тишина. Возле конюшен тренеры, конюхи, ветеринары, в последний раз осмотрев упряжки, подбадривали лошадей. Наконец колесницы выехали и направились к местам, доставшимся им по жребию. Лошади, везущие квадригу Зеленых, и те, что везли квадригу Белых, с силой били копытами о землю, в любой момент готовые понестись. Возницы в шлемах, мольтоновых гетрах, в куртках цвета своей команды — голубых, зеленых, красных и белых — с хлыстами в руках не без труда удерживали лошадей, головы которых были украшены султанами, хвосты подвязаны, гривы усеяны жемчужинами, а на шеи надеты хомуты соответствующих цветов. У каждого участника гонок вожжи были завязаны вокруг пояса. Руки, таким образом, оставались свободными, и возница мог, выхватив острый нож, обрезать вожжи, в случае если его выбросит из повозки.
Фабий повернулся к Мессалине. Она, вся подавшись вперед, хлопала в ладоши от нетерпения.
— Кто твои любимцы? — спросил он ее.
— Зеленые, как и императора.
— Они имеют все шансы выиграть. У них выступает Евтих, а он, бесспорно, самый искусный возница нашего времени.
— Ты говоришь так, потому что он любимец цезаря, — вмешался в разговор Азиатик.
— Совсем не поэтому, — возразил Фабий. — Он все последние гонки выигрывал. Вот увидишь, он и теперь выиграет. Посмотри, у него в упряжке Этруск, который триста раз был победителем.
— Верно, но он уже стареет.
— Ему только шесть лет, а известно, что иберийские лошади самые выносливые.
Клавдий бросил на дорожку белый платок, и веревка, удерживавшая лошадей на старте, в тот же миг упала. Квадриги устремились вперед, подгоняемые криками зрителей.
Колесница Белых на повороте слишком прижалась к столбу, колесо ударилось о него и разбилось. Цирк огласился яростным ревом, перекрываемым воплями радости.
Евтих придержал лошадей, позволив сопернику обойти себя, и на повороте стукнул его колесницу. Казалось, он начал отставать, но на прямом участке догнал противника. Евтих по-прежнему шел вторым, когда кто-то из Зеленых упал с колесницы, потерявшей равновесие из-за поломки колеса. Мессалина, как и другие женщины, вскочила, прижав кулаки ко рту, но возница не растерялся и быстро обрезал вожжи, которые тянули его за скачущими лошадьми. Он мгновенно поднялся и отпрыгнул на обочину, чтобы не попасть под мчавшиеся следом упряжки.
На третьем круге Евтиху все еще не удавалось вырваться вперед. Находившийся в императорской ложе Калигула встал и, опершись о поручни, громко подбадривал своего любимца. Вскоре еще один соперник упал. Евтиху предстояло идти на риск. Щелкая хлыстом, заставляя его буквально плясать над гривами лошадей, он отогнал колесницу вправо, на предпоследнюю линию. В решающем усилии он нагнал белую квадригу и попытался обойти ее на повороте. Тесня квадригу в сторону, он, наконец, прижал ее к столбу. Ось хрустнула, и квадрига несколько раз перевернулась, увлекая за собой возницу, пассивно лежащего в пыли. Евтих пересек финишную линию под восторженные вопли зрителей, в едином порыве вскочивших со своих мест.
Выигравшая гонку колесница медленно объехала весь цирк и остановилась перед императорской ложей, откуда Калигула поздравил победителя. Затем император велел раздавать присутствующим монеты и лакомства.
— Видишь, я не ошибся, когда ручался за Евтиха, — сказал Фабий Азиатику. — Он почти проигрывал, и я не считаю вполне правильным то, как он прижимал колесницу соперника, а потом бросил ее на столб.
— Это честная игра, — со смехом заявил Фабий.
Повернувшись к Мессалине и Лепиде, он спросил:
— Могу я предложить вам что-нибудь попить?
— С большим удовольствием! — выпалила Мессалина прежде, чем мать открыла рот. — Такая жара и пыль, я умираю от жажды!
— Я пить не хочу, — сказала Лепида, когда Фабий и Мессалина уже встали. Она решила, что дочь будет чувствовать себя свободнее, если она оставит ее одну. — Но возвращайся к следующему заезду.
— Можешь не сомневаться, я не хочу пропускать такое зрелище, — сказала Мессалина, перешагивая через скамью, чтобы следовать за Фабием.
Остановившись у кирпичного прилавка, Фабий заказал два напитка — лимонный и медовый. Когда Мессалина подошла, он спросил:
— Эта женщина с тобой — твоя мать?
Кивнув, Мессалина уточнила:
— Она предоставляет мне достаточно свободы.
— Я вижу. Но ты не сказала, как тебя зовут.
— Валерия Мессалина. Мой отец — Марк Мессала Барбат. Моя мать — Домиция Лепида, дочь Домиция Агенобарба и Антонии Старшей, дочери Марка Антония и Октавии, сестры Августа.
Она выкладывала свою родословную с детской заносчивостью, гордо вскинув голову. Фабий широко раскрыл глаза от удивления: