Месть Фарката Бона

jozy

— Мы-то тут, — Бон охотно включился в разговор, мгновенно бросая готовку. Прищурившись, он оглядел вошедшего воина. — А вот ты где шастал? Обоз прибыл?

— Цыц мне! — Брай щелкнул мелкого нахала по лбу… несильно, правда. — Я с собой другой отряд привел, так что не фамильярничай при рыцарях. — Он тяжело опустился на стул, скрипнувший под тяжестью его закованной в латы фигуры, положил шлем на заваленный овощами стол. — Как госпожа? Готовы ли наши ресты? Все с трехдневного перехода. Устали.

— Ладно, сейчас всех устрою. —

Фаркат рассеянно кивнул, обтер мокрые ладони о штаны и присел рядом на корточках. — Нам совсем хана, дяденька, если продовольствие твои воины не подвезут. Деревенские не платят, весь фьеф как озверел: гады делают вид, что знать не знают про преемницу Ореннову. А Гейсарнейская волшебница в тягости по Воксхоллу шастать не должна — уважать не будут... Такие дела. И о харчах, ты же сам понимаешь, хоть месмы и обязаны Орден содержать, да поиздержались мы.

— Ну не грусти, кот, я не пустой пришел, знаю, объели мы вас. — Рыцарь завозился с завязками оплечий.

— Уй! — взвизгнул паренек, скаканул в сторону, не подымаясь с карачек, и на радостях перевернул посудину с опротивевшей кахиурой. — Я тебя обожаю, архонтище! Давай помогу из кастрюли твоей вылезти?! — Кинулся было снимать с рыцаря латы. Но тот руки его перехватил, рванул на себя резко, чуть на колени себе не сажая:

— Разголосился чего? Или зубы заговаривать мне, вирсту, вздумал! Плохо дело? — насквозь Бона видел. — Говори. Что с Дарнейлой, не юли.

— Пусти! Судья он, понимаешь. — Дернулся тот. — Зелье я ей дал, спит она. Скоро…

И тут с верхнего флета раздался леденящий душу звук.

— Рожает, — прошептал, побледнев, Фаркат. — Рожает!!! — заорал во всю мощь легких.

— Воду грей, простыни тащи, жамку, тряпки! — распорядился Брай Тинери, встал, нахмурился. — Аркая ко мне. И мигом.

Перепуганного мальчишку вымело из кухни, топот его сапог стих во дворе. Но через несколько минут, пока бессменный личный оруженосец Зул-лон Аркай молча, но сноровисто снимал с главы Ордена доспех, он снова появился в дверях с полным деревянным тазом кипятка:

— Вот! Дальше ты сам, а? — Из спальни месмы опять донесся протяжный стон. Бон подпрыгнул на месте, расплескивая воду. — Набрал в мыльне, в проточном желобке, пока воины грязюки не напустили, — затараторил, временами нервно сглатывая. — Брай, а разве лекаря в кводе нету?

— Эфеты не болеют, — отрезал тот. — Пошли.

Они вошли в затемненную комнату, на широкой кровати без сознания металась Дарнейла Килла. Фаркат оторопел и попятился, но командор подтолкнул его к столу:

— Поставь ушат и иди мне помогай. Живо! — Сам он бросил в изножье постели принесенную с собой ткань, открыл высокую бутыль с самогоном и облил им свои руки до локтя. — Неси, ну волоки в смысле, кресло. Вон то, самое тяжелое, с крепкими подлокотниками. Даже хорошо, что она пока спит.

— За… зачем кресло? — парнишка

был ни жив ни мертв, но приказ выполнил в точности.

— Так удобней будет, — ответил Брай, поднимая роженицу с ложа под плечи и колени, и усаживая на массивный, похожий на трон, старинный стул. — Привязывай.

— Что?! — обалдел Фаркат Бон. — Как?

— Крепи, говорю! — рыкнул Тинери. — И под мышками, через грудь тоже. Да не трясись ты так!

— А ты… это самое… делал так уже, Брай?

— Справимся. — Тот был собран и спокоен. — А теперь подол ей задирай, порви лучше. Так, и ноги расставь. Да не ты! — Рыцарь даже улыбнулся. Впрочем, на рыцаря он сейчас похож не был: волосы, скрученные в тугой узел на затылке, были заткнуты двузубой вилкой, сам бос и в просторной чистой рубахе.

— Ой, не простит нам месма позора. Мужеска же мы пола. И вообще мне делать такое не годно, я это, совсем девственный еще! — причитая, как старушка, Бон все же быстро следовал распоряжениям. — Вот очнется — прибьет. Ей-мать Морена, прибьет или в кота опять заколдует! — продолжал он ныть.

— Да она ж тебя не видит. — Браю вдруг стало интересно. — А ты, балабол, разве не всегда котом был?

— Ага, прямо-таки… — начал было тот.

— Буди! — велел, посерьезнев, рыцарь.

Фаркат охнул и рвано дернул рукой перед лицом плачущей во сне, страдающей хозяйки.

— А-а-а! — Она сразу распахнула свои зеленые глазищи. Рванулась было, да ремни не пустили. — Убиваете меня? Режете! За что-о?! Ох, больно, ой, раздирает все изнутри, змеи прокля… — Дарнейла задохнулась и замолчала.

— Отпустило. — Брай вытер ее мокрый лоб тряпицей.

Она простонала, открыв глаза:

— О-о-о, больно как… было! Что это? — И вдруг как заверещит: — Вон! Уходи немедленно! Бесстыдник, насильник, негодяй! — Кота, ясное дело, в гневе и в грустях не разглядела.

— Ну поругайся, побрани меня. — Тинери улыбнулся, скрестил руки на груди и уселся на низкий табурет у окна, дескать, я не при делах, природу, вот, наблюдаю.

— Развяжи меня. Сейчас же… — тихо и как-то неуверенно донеслось из-за его плеча. — Я сама справлюсь, срамное дело — женское. Это родины, да? — голосок месмы задрожал.

— Не бойся, милая, — не поворачивая головы, ответил Брай. — К слову, разве видала ли когда, как бабы… женщины без помощи дитя на свет производили? — продолжал забалтывать испуганную Дарнейлу хитрец. Но тут кот не удержался и ляпнул:

— Да, точно, помощь-то всяко бывает, особо от мужика. Но тока в начале, маленькая такая «помощь», что сопелька, а потом уж с ножками-ручками становится… Э?

— Сгинь, зараза языкастая! — прикрикнул на дурня воин. А месма вроде и не расслышала словоблуда, покраснела вся, и в вырезе рубашки видно стало, задышала рыданием, застывшим взглядом следя, как на пол с дубового сидения ее стула закапало, быстро натекая в лужицу.