Месть Гора

Раше Ги

Влечение к девушке было очень сильным, и Хети становилось не по себе при мысли, что она отдаст свою девственность не ему, а другому. Да, он носил традиционную для жителей острова одежду, с уважением относился к их нравам и обычаям, однако предрассудки, свойственные египтянам и, в еще большей степени, ханаанеям и ааму, считавшим, что девушка должна отдать невинность своему супругу, прочно засели у него в голове. Ааму, считающие, что мужчина должен господствовать во всех сферах жизни, были особенно строги в этом отношении: лишиться девственности женщина могла только на супружеском ложе и только стараниями своего мужа. Но никто не спрашивал у новобрачного, сколько раз он имел дело с женщинами до брака. Если

же супруг обнаруживал, что, паче чаяния, у жены он не первый, для семей жениха и невесты это становилось позором. Полное подчинение для женщины и полная вседозволенность для мужчины — не это ли противоречие было главным доказательством ужасного отношения мужчин к женщинам в этом обществе? Мужчин, которые считали, что вправе властвовать над женщинами, шла ли речь о жене, дочери, сестре или даже о матери…

Ява не раз обращал внимание Хети на то, что обычай относиться к женщине, как к рабыне, обязанной исполнять все капризы мужчины, у кефтиу не в чести. Поэтому молодой египтянин снова и снова повторял про себя, что он в чужой стране, среди чуждого ему народа, который принял его гостеприимно, и он обязан уважать их законы и традиции, особенно если речь идет о женщине, рожденной на этой земле. Ведь только упрямый, ограниченный и грубый человек, которому наплевать на правила приличия, находясь в гостях, может посчитать себя вправе навязывать чужестранцам свои законы и правила. К тому же все увиденное подвело Хети к мысли, что здешние нравы были самыми передовыми и угодными богам, ведь именно мужчины-кефтиу отказались от насилия и от попыток навязать женщинам свою власть… Что до ханаанеев и ааму, то эти народы не умели ни возводить величественные сооружения, ни создавать произведения искусства, не знали простейших приспособлений, облегчающих человеческий труд, а значит, по уровню развития были куда ниже египтян и кефтиу.

Этими рассуждениями Хети удалось притушить свою ревность, которая, впрочем, казалась ему чувством совершенно естественным. Ява же, когда у них зашел разговор о ревности, назвал ее пережитком, оставшимся с давних времен, когда люди были сродни грубым животным. По его словам, здравомыслящему человеку следовало научиться подавлять в себе низменные инстинкты и уважительно относиться к свободе других людей, независимо от того, какого они пола и возраста и в каких родственных связях с ним состоят.

В отличие от обычных дней, утренняя трапеза была подана в просторной открытой зале. Царица, в соответствии с обычаем (Хети успели сообщить об этом), пригласила за свой стол родителей юношей и девушек, исполнявших на праздновании роли куретов и фиад.

Хети сразу понял, что приглашенные принадлежат к разным социальным слоям и занятия у них самые разные. Здесь были и простые крестьяне, проживающие в небольших поселениях, и скотоводы, и бортники, жившие продажей меда, и владельцы виноградников, оливковых рощ и плодовых садов. Много среди них было ремесленников и людей искусства, как, например, родители Амимоны. Были за столом и чиновники, и торговцы. Нашелся даже капитан судна, которое перевозило грузы и пассажиров, курсируя между островами, населенными «народами моря». Острова эти омывало море, местными жителями именуемое Эгейским.

Хети, конечно же, хотелось поближе познакомиться с гостями, особенно с родителями Амимоны. Гости, в свою очередь, с любопытством поглядывали на чужестранца, то ли египтянина, то ли гиксоса, который, как говорили, был наследником трона царей-пастухов. А еще, присутствуя на недавних праздничных церемониях, они узнали, что этот царевич из Леванта — Повелитель змей и любимец великой богини, которой как властительнице подземного мира подчинялись и змеи.

Хети засыпали вопросами, на которые он отвечал, призвав на помощь свою фантазию. Когда у него спросили, как случилось, что

он не боится змеиных укусов (хотя зрители успели убедиться, что змеи и не пытаются его укусить), молодой египтянин ответил, что это — дар богини, которой он служит. Он решил, что не стоит рассказывать о долгих годах обучения древнему искусству, тайны которого его дед перенял у своих предков-ливийцев… Слушателям было легко поверить в то, что к нему благоволят египетские богини, воплощенные в облике змеи, — повелительница древнего города Буто Уаджет, хранительница сдвоенной короны фараонов Нехбет и Рененутет, по воле которой прорастает зерно и созревает урожай.

Стараясь быть внимательным ко всем гостям, Хети по ходу разговора обращался чаще к родителям Амимоны Кедалиону и Климене. Они сидели рядом, поэтому его слова были адресованы сразу к обоим. Он надеялся услышать, что дочь говорила родителям о нем, но был обманут в своих ожиданиях. Однако он не сдавался: восхищался красотой Амимоны и ее искусством танцовщицы и исполнительницы трюков, потом рассказал, как они впервые встретились, когда он заснул в тени дерева у реки. Ответом ему было молчание. Ни Кедалион, ни Климена, которой, как это принято между матерью и дочерью, Амимона могла открыть душу, не сказали таких желанных для Хети слов.

Выходит, девушка ничего не рассказывала о нем родителям. Быть может, она слишком скромна и не хочет ни с кем делиться своими надеждами? «Скорее, я ей совершенно безразличен, — посетовал про себя Хети. — Для нее я — чужеземец, гость царицы, и только». Но… Ведь назвала же она его «прекрасный соня» в тот день, когда он впервые ее увидел? Или «прекрасный спящий», точно он уже не помнил…

Хети воспользовался случаем и выразил Кедалиону и Климене свое восхищение статуэтками, отметив изящество форм и красоту росписи.

— У нас в Египте, — продолжал он, — много мастеров, умеющих вырезать из дерева и раскрашивать фигурки людей, занятых разными повседневными делами. Но мы не преподносим их богам, а кладем в могилы знати, чтобы в Аменти их души жили в достатке и пользовались всеми благами, к которым привыкли.

— Значит, правду говорят путешественники о твоих соотечественниках: вы верите, что души умерших улетают на запад, в далекую страну, называемую Поля Иалу, и живут там, как жили на земле?

— Да, именно так, — ответил Хети.

— И вы верите, что душа, обитавшая в теле человека, то есть его совесть, его разум и чувства, берет с собой привычные человеку вещи, чтобы пользоваться ими в таинственном мире, который находится за горизонтом, там, куда садится солнце?

— Да, мы в это верим, потому что слышим это с детства.

— Но это же неправда, — сказал Кедалион.

— Наши предки и мудрецы говорят так потому, что это знание передали им боги на заре времен вместе со знанием о предметах и явлениях земного мира и умением возделывать землю, — ответил на это Хети. — Боги научили людей создавать скульптурные подобия людей и зверей и смешивать краски, чтобы их раскрашивать, делая более похожими на оригинал, и многому другому, о чем я не упомянул.

— Но даже если души умерших и живут где-то, — вступила в беседу царица Алкиона, — вряд ли им понадобятся предметы повседневного обихода из прошлой жизни, чтобы счастливо существовать и познавать красоту мира, в котором они пребывают. Мы тоже верим, что души мертвых улетают далеко-далеко на запад, за море. Мы называем это место Садом Гесперид, и смертным доступ в него закрыт. Но сад этот великолепен, и на его деревьях созревают прекраснейшие плоды. Хотя, конечно, эти плоды символичны: мы верим, что душа питается дивными материями, которые мы сравниваем с прекрасными плодами. А ты, Хети, что об этом скажешь? Ты сам веришь, что после смерти душа отправляется в таинственную страну, которую вы, египтяне, зовете Полями Иалу?