Месть Клеопатры
Шрифт:
Выслушав рассказ Алехандро о том, как он узнал о партии товара, поступающего морем от медельинского картеля, Элиа взялся за «сырой» разведывательный отчет. «Сырыми» их называли потому, что готовили их на скорую руку, без тщательной проработки и перепроверки информации. Они предназначались лишь для того, чтобы побыстрее ввести в курс дела по цепочке всех, кому полагалось быть в курсе дела.
В отчете он прочитал: «Алехандро Монэхен, мексиканец, 32–36 лет. Певец в ночном клубе „Энвироман“, известном как место сборища крупных наркодельцов. Живет в первом квартале на Пятой авеню. Гражданин США. Подписывается: А. Монэхен.
Выпустив отчет из рук, лейтенант подумал: откуда такой парень раздобыл секретную информацию, которой он поделился с Чи-Чи? Второсортный латиноамериканский диско-певец, который может позволить себе иметь «порше»? Еще раз взглянув на фотографию Алехандро, он почувствовал, как им овладевает охотничий инстинкт.
У Верзилы Паули взмокла рубашка от пота, испарина выступила на лбу, а он все продолжал отбивать чечетку на своей танцевальной доске: его стройное тело ритмично сотрясалось в такт неслышной музыке. Он танцевал уже целых полчаса, вымещая гнев на танцевальную доску и приговаривая: «Они завернули это проклятое судно, они убили троих моих агентов». Он уже не сомневался в том, что информация просачивается к наркодельцам из его собственного кабинета.
В дверь постучали. Вошел его заместитель Дэйв Кац в сопровождении лейтенанта Сала Элиа. Не желая отвлекать своего начальника, они прошли в другой конец кабинета и сели на диван лицом к коллекции профессиональных реликвий, которую Бурке собирал уже на протяжении двадцати восьми лет.
— В чем дело? — спросил он, едва не оступившись.
— Нам стало известно, кто предупредил медельинцев о готовящейся акции, — ответил Элиа.
Не сбиваясь с ритма, Бурке сказал:
— Давай, Ло, выкладывай.
Ло как уменьшительное от «лейтенант» было общепринято в здешних стенах.
Лейтенант Элиа раскрыл принесенную с собою папку, достал из нее «сырой» разведывательный отчет и расшифровку беседы, подслушанной с помощью голубей, под номером 93-486-7-УИ, а также видеозапись встречи Моралеса с Алехандро и положил их на письменный стол Верзилы Паули.
— Зачитайте мне, — тяжело дыша, приказал начальник.
Когда Элиа зачитал ему рапорт и показал видеозапись, генеральный инспектор Пол Бурке сошел с танцевальной доски и задумчиво отправился в свою персональную уборную.
Пока там шумела вода, лейтенант прошептал заместителю начальника:
— Он и впрямь выглядит обоссанным.
— А его и вправду обоссали.
Выйдя из туалета, Верзила Паули окинул взглядом весь кабинет, а затем посмотрел на лейтенанта.
— Ну и что, Ло, по-твоему, мы должны сделать?
— Я говорил со своими агентами, задействованными в мире дискотек. Этот Алехандро, судя по всему, не разлей вода с Чи-Чи Моралесом. Они земляки, из одного города в Мексике, и уже поэтому связаны крепкими узами. Сейчас он из кожи вон лезет, чтобы попасть в высшую лигу эстрадного бизнеса. И, судя по моим источникам, наркотиками он не занимается.
«Может, и не занимается, — подумал Бурке, сердито швырнув полотенце в ванную, — да только наверняка проложил себе тропинку в мою контору, и я считаю своим долгом разобраться в том, как это ему удалось».
Элиа меж тем продолжал:
— Мои агенты докладывают, что он большой бабник.
— Вот как? — лениво сказал Кац.
— Этот парень привык к богатым дамочкам, они от него без ума. Они отсасывают ему прямо в машине и проводят с ним одну ночь — и на этом дело кончается. Мне хотелось бы подвести к нему агента женского пола.
— Я против, — вырвалось у Каца.
— Почему же?
Бурке застегивал рубашку.
Облокотившись на диванную подушку, Кац ответил:
— Шеф, каждый раз, когда мы подводим к наркодельцу агента женского пола, возникает проблема… траханья. Они неизбежно оказываются в одной постели, мы проваливаем на этом всю операцию и оказываемся вынужденными уволить агента по нетрудоспособности из-за стресса, связанного с трудовой деятельностью.
— У меня есть агенты женского пола, соблазнить которых ему не удастся, — сказал лейтенант.
Кац кротко посмотрел на него.
— Этот парень не клюнет на твоих лесбиянок, Ло, какими бы длинноногими они ни оказались. — Поглядев прямо в глаза начальнику, он добавил: — Паули, я на этом слишком много раз прокалывался.
Неторопливо завязывая галстук, Верзила Паули заметил:
— Капитан Кац совершенно прав. У нас в таких ситуациях возникает слишком много проблем. Так уже не раз было в прошлом.
— Так что же тогда прикажете мне делать с этим парнем?
— Забудь о нем, Ло. Твои агенты сказали тебе, что он не занимается наркобизнесом. Должно быть, он просто подслушал то, что сказала осведомительница, и, задрав штаны, бросился рассказывать своему чертовому амиго.
Через два часа Верзила Паули пересек площадь Полиции и прошел под арку в здание муниципалитета. Поглядев на ряды мелочных торговцев, усиленно рекламирующих свой товар, он подумал: «„Ролекс“ за пятнадцать долларов! Каким идиотом надо быть, чтобы на такое польститься». Выйдя из-под арки на Центральную улицу, он вместе со всеми остановился, ожидая сигнала светофора. Дождавшись зеленого света, он пересек улицу и вошел в Сити-Холл-парк. Перед зданием, в котором сосредоточилась вся власть в городе, стояли ряды лимузинов. Находилась здесь также крикливая толпа демонстрантов: родители из Бенсонхарста протестовали против совместного обучения белых с цветными и черными в тамошней начальной школе; они норовили прорвать кордон и во что бы то ни стало проникнуть внутрь здания.
Выйдя из парка, он пошел вниз по Бродвею в поисках того, что в этом городе является основным дефицитом, — исправного телефона-автомата. Он прошел уже мимо нескольких будок, но в каждой безжизненная трубка болталась на шнуре. Так выразили свой гнев те, кто пробовал позвонить по телефону до него, и оставили другим знак, что рассчитывать здесь не на что. Он прошел мимо баров и ресторанов, в которых, вне всякого сомнения, имелись телефоны. Но опытный полицейский никогда не станет звонить из бара, расположенного поблизости от полицейского управления и Сити-Холла. Проходя по улице, он заметил множество карманных воришек, вылезших из своих берлог, чтобы «поработать» в полуденной толпе.