Месть Клеопатры
Шрифт:
— Ну а как насчет Юдит? Сама-то она знает, кто она такая?
— Знает.
— А я даже не знаю ее фамилии.
Юдит помрачнела.
— Это не имеет значения. Да тебе и не нужно знать.
Подошла официантка, и они заказали «пастуший пирог».
Певец взял в руки микрофон, а барабанщик выдал громкую дробь, призывая к всеобщему вниманию.
— Леди и джентльмены, — начал певец. — Прошу вас поаплодировать, чтобы помочь мне вытащить на сцену старого друга и заставить его спеть для нас хотя бы одну песню. — Он махнул здоровенной лапищей в сторону Алехандро. — Ал Монэхен, споешь ли ты нам?
Алехандро посмотрел на Юдит, с наигранной беспомощностью пожал плечами, поднялся с места и зашагал
Двое людей, сидящих у стойки, обменялись удивленными взглядами. Один из них сказал:
— Что-то не похоже, чтобы его фамилия была Монэхен.
После небольшой консультации с оркестрантами, Алехандро повернулся лицом к аудитории. Он вытянул руки по швам и уставился в даль, которая казалась ему далью прошлого. И запел «Балладу о Вилли Макбрайде», охотничью песню, в которой говорилось о девятнадцатилетнем парне, погибшем в траншеях в 1918 году. В мягком баритоне Алехандро угадывалась ирландская манера пения, его голос звучал особенно проникновенно в повторявшемся многократно припеве, где речь шла о том, как горько юноше становится мужчиной в одиноком окопе и отдавать жизнь на войне, до которой ему самому нет ни малейшего дела. Постепенно публика попала под обаяние Алехандро, теперь к нему были устремлены взгляды едва ли не всех присутствующих. На нескольких бесцеремонных мужиков, продолжавших громко переговариваться, зашикали со всех сторон. Мужчина у стойки, только что весьма скептически отозвавшийся по поводу Алехандро, сказал приятелю:
— Может, он и не похож на Монэхена, но поет как самый настоящий ирландец.
Юдит следила за ним и слушала его пение не без неожиданных для нее самой томления и тревоги. Она обратила внимание на то, что непроизвольно стиснула ноги под столиком. Крутя в руке винный бокал, она сейчас не сводила глаз с красивых рук Алехандро с длинными выразительными пальцами.
Энди Сивер раздавил короткую сигару в медной пепельнице, слез с высокого стула у стойки и пошел прочь из бара. Чилиец должен был исполнить «Вилли Макбрайд» в том случае, если десантирование груза могло произойти с минуты на минуту. Пройдя быстрым шагом по Второй авеню, Сивер свернул на Пятьдесят вторую улицу и спрятался в темном подъезде запертого на ночь магазина. Торопливо извлек служебный радиотелефон, набрал нужный номер и, услышав ответ, сказал: «Началось» — и сразу же дал отбой.
Алехандро закончил песню. Публика, поднявшись с мест, бурно аплодировала ему, требуя новых песен. Он стоял на сцене, изящный и стройный, принимая заслуженные аплодисменты. Потом подошел к здешнему певцу, обменялся с ним рукопожатием, легко спрыгнул с подиума и вернулся за свой столик в зале.
— Ну ты даешь, — сказала Юдит, когда он подсел к ней впритирку.
— Воспринимаю это как комплимент и отвечаю на него: с моим удовольствием!
Когда они отужинали, Юдит взяла вилку и принялась сбрасывать ею крошки с тарелки.
— Почему ты не просишь счет? Нам уже пора.
— В моем распоряжении есть еще сорок минут.
— Чи-Чи отменил твой последний выход. Он хочет, чтобы ты отправился со мною, причем прямо сейчас.
Глава 24
Грузовой вертолет, похожий на доисторическую птицу, взмыл в небо со взлетно-посадочной площадки в Ист-Сайде. Путь его лежал на север. Алехандро и Юдит оказались единственными пассажирами на борту. Они сидели в креслах с откидывающимися спинками. Ряды металлических роллеров были смонтированы на полу. Поглядев в иллюминатор на спящий город, Алехандро увидел, как внизу под ними лишь немногие машины с включенными фарами мчатся по Франклин Делано Рузвельт-Драйв. Затем вертолет резко повернул на запад. Теперь они летели над гарлемскими трущобами.
Алехандро смотрел на мелькающие внизу крыши домов. Квартал за кварталом тянулись здесь дома, покинутые обитателями. И хотя различить что-либо невооруженным глазом было невозможно, воображение рисовало Алехандро небольшие группки подозрительных субъектов, собирающихся на углах пустынных улиц, чтобы обменять смятые купюры на стекловолокнистые пакеты с наркотиками. Потом они пролетели над испанской частью Гарлема, прямо вдоль берега ярко освещенного Гудзона. Он поглядел на загорелое лицо своей спутницы и спросил:
— Куда мы направляемся?
Ответ прозвучал на безукоризненном испанском:
— Подзаработать деньжат.
И вдруг вертолет резко развернулся и взял курс на северо-восток. Теперь они пролетали над Бронксом. Вскоре ослепительное сияние городских улиц уступило место одиночным огонькам, разбросанным там и сям, — они летели уже над пригородами. Прошло еще тридцать минут, и внизу под ними замаячили смутные очертания невысоких гор. Юдит не отрываясь смотрела в иллюминатор, явно ища или ожидая увидеть какой-нибудь опознавательный знак. Алехандро решил, что они находятся где-нибудь над горами Кэтскиллс.
И вдруг Юдит сунула руку в дорожную сумку, достала очки ночного видения и быстро надела их. Затем направилась к кабине пилота и что-то громко сказала ему, стараясь перекричать рев моторов. Вертолет развернулся на сто восемьдесят градусов, а Юдит по-прежнему продолжала оглядывать местности. Наконец, убедившись, что в зоне приземления все в порядке, приказала пилоту посадить вертолет.
Вертолет опустился на небольшую поляну, поросшую невысокой травой и со всех сторон окруженную деревьями, силуэты которых чуть заметно выделялись на темном фоне ночи. Впрочем, в центре поляны мигал один-единственный огонек.
— Живее вниз, — приказала она, едва шасси коснулись травы на поляне.
Схватив дорожную сумку, она выскочила из вертолета и жестом приказала Алехандро следовать за нею. Они побежали, уворачиваясь от замедляющих во тьме вращение винтов. Мотор был включен, и вскоре на поляне воцарилась звенящая тишина.
Алехандро понимал, что они где-то в глубине леса, и вскоре стал улавливать доносящиеся из-за деревьев звуки, но не отметил ни малейшего признака жизни. Юдит остановилась на участке, поросшем сочной травой, оглядывая деревья сквозь очки ночного видения.
— Радируй Гектору, что у нас все готово, — приказала она пилоту.
«Боинг-767» нырнул во тьму, пролетая без сигнальных огней, затем внезапно взмыл вверх, на высоту в тридцать тысяч футов, и бросился оттуда вниз на головокружительной скорости.
Пристегнув ремень безопасности и надев кислородную маску, впрочем, одновременно с радио-наушниками, Гектор Писсаро наклонился над последним из парашютов системы «Парапойнт», выложенных в линию у открытого люка в уже разгерметизированном отсеке. Крепко сжав в руках первый из парашютов, он нетерпеливо ждал сигнала. Услышав его в наушниках, толкнул последний из парашютов, тот толкнул предпоследний; толчок прошел по всей цепочке, и парашюты, один за другим, начиная с первого, высыпались из люка в воздушное пространство. Все десять систем поначалу летели со скоростью свободного падения, но затем канаты сработали, первый парашют рамочной конструкции, а за ним и все остальные, расцвели во тьме невидимыми цветами. С помощью другого наркодельца Писсаро с трудом закрыл крышку люка — слишком сильный свирепствовал на этой высоте ветер. Писсаро оказался явно неподготовленным к тому, чтобы разрешить эту почти неразрешимую задачу — задраить люк большого аэроплана в ходе полета. Когда это ему наконец удалось, он вырвал из настенной ниши телефон внутренней связи и, трясясь от усталости, скомандовал: