Месть невидимки
Шрифт:
Если полковник был дома и работал там, домочадцам не разрешалось включать в сеть все, что издает звук, и запрещалось стучаться к нему. Все, что следовало ему сказать, должно было говориться до того, как он войдет туда и после того, как выйдет оттуда. Полковник раз и навсегда отучил их от любопытства. Когда его старшему сыну, Ильгару, не было еще и тринадцати, ему, сгоравшему от любопытства, однажды захотелось в отсутствии отца проникнуть туда, и ему это удалось.
Илька, как называли его мать и брат, обнаружил для себя там много интересного…
Что правда, то правда: за одним мальчиком, приволокшим колоду карт с изображением подробностей, как это между мужчинами и женщинами происходит, — ходила вся школа. Картинки на них были смазанными. Или «обмусоленными», или плохо нарисованными. Их, эти карты, как утверждали ребята постарше, делали в тюрьме. А эти — журнальные, цветные, настоящие. Некоторые на весь лист. И все что хочешь…
Добычу-то свою он вынес, а вот дверь запереть не смог. Илька успокоил себя тем, что отец может не заметить и подумает, что запамятовал запереть дверь…
Откуда ему было знать, что его отец — большой мастер проводить дознания. Илька во всем признался. Ему так и не удалось похвастать перед ребятами…
Худиев жестоко избил сына, а заодно и жену. Ее не за то, что она защищала ребенка от его кулаков, а за то, что недосмотрела.
С тех самых пор дверь полковничьего кабинета удостоилась двух хитроумных замков.
Томасу Ферти они, разумеется, не могли быть помехой. Он даже не станет подбирать к ним отмычки. Он пройдет сквозь них. Там, за той дверью, его интересовали не порно-журналы и ни ручки с пикантными изображениями.
Наверное, не из-за этих мелочей полковник так ревностно оберегает свой квартирный кабинет от домочадцев. Очевидно, в нем находится нечто не предназначенное для посторонних глаз. И связанно оно с его темными делишками.
В левой тумбе письменного стола Том ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Смотрел быстро, внимательно листая каждую папку. И как ни старался уложиться в две минуты, ему не удалось. Они истекли в тот момент, когда Ферти выложил содержимое последнего ящика.
Теперь надо дожидаться, пока желтенькая кнопка снова приобретет рабочее состояние. А это, по словам Джилл, должно произойти через десять минут.
И Ферти, пропускавший мимо ушей перебранку, доносившуюся из соседней комнаты, стал прислушиваться к ней. Два голоса — мужской и женский. Женщина говорила нервно и просительно, а мужчина — с обидой, надрывно и категорично… Обычная семейная ссора. Упреки, угрозы… И Ферти любопытства ради вышел к ним.
Обладателем мужского голоса оказался молодой человек лет восемнадцати. Может, чуть больше. Он укладывал вещи в сумку.
— Не надо, Иленька, — взявшись за сумку, упрашивала женщина.
— Оставь, мама. Не трогай! — убирая ее руку, взвизгнул он.
Мать села на кровать и заплакала. Со злостью отшвырнув сумку, сын подсел к ней.
— Я все равно это сделаю, — обнял он ее за плечи. — Хотя мне жаль и тебя, и Раську.
«Это он о своем младшем брате», — догадался Том.
— Так не делай этого, — прижалась к сыну она.
— Не могу! — гневно тряхнул он головой. — Ты заставила себя привыкнуть, а я не могу. И не хочу…
— Ну что поделаешь, если у него такой характер? — всхлипнула мать.
— Опять двадцать пять! — скорчился сын. — Нашла характер. Встань, посмотри в зеркало. И ты увидишь его характер!.. Тебе всего сорок. Цветущий возраст. А выглядишь на все шестьдесят!.. Ты посмотри на Расима. Он в штаны писается, когда наш папочка «с характером» за какой-нибудь пустяк просит пройти его к себе в кабинет. А парню уже шестнадцать лет.
— Отец вас любит. И тебя, и Расю. Вы его не понимаете, — бросает она как козырную карту.
— Любит… — Илбгар презрительно вытягивает губы. — От такой любви один ссытся в штаны, а другой готов с седьмого этажа вниз головой.
— Да что же такое он тебе сделал?! — с пронзительным отчаянием выкрикнула она. — Ты загулял с ребятами. Было поздно. Он беспокоился, переживал, а потом не выдержал — пошел и привел тебя… Что в этом плохого?!
— Что плохого?! — с побелевшими губами прошептал он. — Мне восемнадцать. Я на втором курсе университета. Мы всей группой отмечали день Валентина. И ты, и он знали, где я… И пошел только первый час ночи. Так он вошел, остановил оркестр и на глазах у всех… при девушках… стал бить меня.
— При всех… При всех… Подумаешь!.. Им от родителей тоже достается. И тем же девушкам, — нашлась женщина.
Сын остолбенело смотрел на мать.
— Ты так ничего и не поняла, — безнадежно вздохнув, сказал он, и, подхватив сумку, направился к двери.
— Передай ему, что я никогда сюда не вернусь, — бросил он.
Женщина, ничком ткнувшись в подушку, заревела…
Ферти посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. «Желтенькая» уже находилась в рабочем режиме. На душе скреблись кошки. Аж поташнивало. Но дело есть дело…
В ящиках правой тумбы стола, кроме пистолета «Макарова» и двух коробочек патронов к нему, он тоже ничего особенного не нашел… Должен быть сейф. А вот где он?..
Том подошел к книжному шкафу. Сплошь ужастики, детективы и порно.
«Ну и вкусы у тебя, полковник», — скривился Ферти.
За книгами никаких тайников. За шкафом сейфа тоже быть не могло. Каждый раз двигать столь неподъемную махину — замучаешься. Том без всякой мысли толкнул его и… шкаф отъехал в сторону… Свободно, бесшумно.