Месть Шивы. Книга 2
Шрифт:
Пока происходили описанные сцены, городская площадь и мост на Ганге постепенно заполнялись бенаресцами. Среди этого сборища европейские мундиры составляли лишь незначительную часть. Преобладала одежда ярких цветов — характерный признак местного населения. Вдруг вдали прозвучал пушечный выстрел, и из сотни тысяч уст вылетел исполинский крик. Выстрел этот служил указанием, что праздник начался, что основная процессия Джагарната, вышедшая из пагоды Кали, направляется к центральной площади.
Один из балконов дворца принцессы Джеллы, убранный восточной роскошью, привлекал всеобщее внимание. Вслед за раздавшимся выстрелом на нем показались принцесса и раджа Дургаль–Саиб.
— Минута настает, — заметила Джелла.
— Минуты кажутся мне часами, — ответил Дургаль–Саиб.
Между тем Казиль, замешавшись в толпе, внимательно следил за верноподданными принцессы Джеллы. Его страх и волнение все более и более возрастали, хотя угрожающих поступков от Согора и Голькара пока не последовало. Одно особенно тревожило мальчика: он потерял из вида факира Суниаси.
«Я заметил, — размышлял мальчик, — как Согор беседовал со многими соплеменниками. Мне даже удалось услышать из уст Голькара имя Джорджа Малькольма! Что задумали они? Как бы разузнать это…»
Казиль не успел получить ответ на свой вопрос, так как столкнулся с каким–то индусом в растрепанной одежде. Он приблизился к Суниаси, который пока не замечал Казиля, стоявшего сзади. Но его уши уловили несколько фраз, имевших большое значение для разгадки дальнейших событий.
— Как дело? — спросил Суниаси. — удалось ли вашим людям перегородить улицу?
— Удалось.
— Они знают о сигнале?
— Знают.
— Прекрасно. Пленник и его стража вскоре окажутся на большой площади, тут и должно все произойти.
— И англичанин умрет?
— Именно здесь. Умрет на глазах тех, кто приказал казнить его.
Казиль не мог вымолвить ни слова, холодная дрожь пробежала по его телу.
— Но вдруг стража будет сопротивляться?
— Сипаи окажут только видимое сопротивление, так как они предупреждены. Услышав имя Бовани, сказанное им на ухо, они сложат оружие и не будут мешать дальнейшим событиям.
— Но начальник отряда? Он может вступить в бой.
— Он будет убит. Сигналом послужит сказанное мною слово «Шива». Теперь ты можешь удалиться, но предварительно обойди всех и повтори распоряжения.
Индус знаком руки выразил повиновение и скрылся в гуще толпы.
— Нет, нет! — шептал Казиль, — я не допущу, чтобы он умер. Но что же делать? Как добраться до него? Каким образом предупредить офицера? Но я должен его спасти. Ведь я изменник. Я предал своего господина…
Он сделал попытку проскользнуть сквозь толпу по направлению к улице, на которой в эти минуты находился отряд охраны, но под напором осаждавших площадь был оттиснут назад. Между тем гром пушек раздавался все чаще и чаще, в ответ неслись оглушительные крики, подобные ударам грома. Толпа валила на площадь, уже и без того заполненную до предела.
— Джагарнат! Джагарнат! — скандировали многочисленные голоса.
Согор, Голькар и другие сторонники заговора сновали в толпе, выкрикивая:
— Готовьтесь! Вынимайте кинжалы!
Звуки труб, сопровождаемые барабанным боем и ружейными выстрелами, раздавались все громче и громче. В это время процессия перевалила мост и въехала на площадь под непрекращающиеся крики возбужденной ожиданием толпы.
Трудно представить себе что–либо более живописное, чем эта торжественная процессия, по своей красоте и великолепию сравнимая разве что с чудесами «Тысячи и одной ночи».
Сперва ехали отряды индийских солдат, за ними — раджи в роскошных живописных костюмах со свитою верхом на превосходных скакунах, украшенных великолепными уздечками и седлами. Длинные гривы лошадей развевались по ветру, подобно роскошным женским волосам. Позади раджей располагались музыканты с трубами, цимбалами и барабанами и чопорные дервиши в простых одеждах и с символическими знаками в руках. Верховные и второстепенные жрицы Джагарната, Бовани, Шивы и Кали занимали почетное место в середине процессии, находясь между дервишами и женской стражей принцессы Джеллы. Офицеры и факиры следовали за стражей, а впереди них невозмутимо шествовали десяток огромных слонов, на которых были водружены сторукие идолы, окрашенные яркой краской с позолотой. За слонами ехала колесница, которую везли двенадцать белых лошадей в серебряной сбруе. На этой колеснице было поставлено изображение Джагарната. По временам некоторые фанатики в религиозном энтузиазме бросались под колеса этой колесницы, надеясь этим самоубийством упрочить за собой вечное блаженство, и кровь их брызгала на собравшуюся вокруг исступленную толпу, слышащую хруст их костей под колесами и кричавшую:
— Слава нашему всемогущему богу! Слава Джагарнату!
Вокруг колесницы размещалась толпа полуголых баядерок в старинных поясах, с золотыми кольцами в ушах и ноздрях. Во время движения женщины исполняли национальный танец, и порою их сладострастные позы воспринимались присутствующими как вызов устоявшимся традициям. За колесницею следовали брамины. Шествие замыкал отряд туземных солдат.
Пушки палили, почти не утихая, а трубы и ружейные выстрелы звучали, перемешиваясь между собой, и не умолкали, словно на площади развернулось боевое сражение.
Облокотившись на мягкие подушки балкона, принцесса Джелла и раджа смотрели на это зрелище. Раджа обернулся к принцессе.
— Чего же там ждут? — спросил он.
— Не знаю, — отвечала Джелла, — минута как нельзя более удобная.
Не успела она договорить этих слов, как раздавшийся пронзительный свист перекрыл ужасный шум, о котором мы, употребив все старания, уже рассказали нашим читателям. Свист этот был одним из условных сигналов.
В толпе произошло заметное оживление. У входа на улицу, на которой мы оставили Джорджа Малькольма, окруженного отрядом сипаев во главе с лейтенантом Мидлеем, группа человек в двадцать стала стремительно перемещаться к арестанту и его окружению.
— Дургаль, — проговорила принцесса, — взгляните, вот они!
В самом деле, появившимся на площади солдатам в красных мундирах преграждала путь возбужденная толпа бенаресцев.
— Сипаи! Сипаи! — слышалось в толпе.
Раздался голос Согора.
— Сипаи, — указал он на охрану, — ведут в крепость англичанина.
— Гнусного убийцу, — прибавил Голькар.
— Отцеубийцу, — добавил Согор, — и, увидев, что его слова не произвели на слушателей должного эффекта, повторил: — поймите, это отцеубийца! Смерть нечестивому, поднявшему руку на своего отца!