Месть смертника. Штрафбат
Шрифт:
– Это все очэнь хорошо, – сказал Гвишиани, выстукивая трубку о столешницу. – Давай сначала павтарым план, а потом уже нэ дадым оплэсты, да?
Титов продолжал сверкать глазами и шумно дышать, поэтому Гвишиани решил сам подвести итоги.
– Ситуация такая, – начал он без акцента. Белоконь давно заметил, что при желании Ладо мог говорить по-русски чисто, кавказским акцентом он только бравировал. – Утром – разведка боем. От ее успеха зависит успех артиллерии. Если пушкам дадут хорошо пострелять, мы пойдем в атаку по расчищенному пути. Если он не заминирован. А как пройдем через
– Если пройдем, – добавил первый взводный.
– Надо пройти, – строго сказал Гвишиани. – А там уж, если все будет нормально, захватим всю высоту. И если за ней не стоят серьезные резервы, даже удержим. Если у нас останутся солдаты.
– Ой, – тихо сказал Попов.
– Это конец, товарищи командиры, – сказал второй взводный.
Гвишиани хмыкнул и снова заговорил на прежний лад:
– Это нэ конец таварыщ сэржант и нэ ой, таварыщ младший лэтенант. Это война. В пэрвый раз, что ли? Слушай, хороший план.
– Когда возьмем высоту, – сказал Титов, – подойдут резервы. Гвардейский полк. Они войдут в населенный пункт. Возможно, с боем, но вряд ли. Предполагается, что немцы не будут биться за простреливаемый с потерянной высоты городок. Нам, главное, на ней удержаться.
В шесть тридцать было уже светло и довольно прохладно. Солнце светило наступающим зекам в спины. Они ползли по траве и сперва не встретили вообще никакого огня.
Рота Титова была уже на ногах. Из окопов было хорошо видно, как уголовные штрафники стали подниматься. Кто-то предположил, что немцы еще спят. Видимо, та же безумная мысль посетила и атакующих. До первых огневых им оставалось метров тридцать, когда в один момент заработали несколько пулеметов. На поле боя началась неразбериха. Зеки с утроенной скоростью ползли обратно. Кроме мата были слышны истошные вопли их ротного. Но очередной призыв командира оборвался после винтовочного выстрела. Судя по всему, уголовные его просто прикончили (в роте Титова нашлось немало свидетелей того, что это так и было).
Зеки побежали.
– Всем лечь в окопы!!! – закричал Гвишиани торчащим над брустверами титовцам.
Команду мгновенно разнесли по траншеям. Рота Титова скрылась.
Белоконь сидел на дне окопа вместе со своими бойцами и слышал, как сразу после этого над головами зазвучали пулеметы – теперь долбили «максимы», а пули встречали зеков с противоположной стороны. Заградотряд сделал свое дело чисто – до позиций не добрался ни один из бегущих с поля битвы.
Разведка боем провалилась – с треском и скрежетом.
Командиры оставшихся частей собрались на экстренное совещание.
Белоконь курил в окопе и думал о предстоящей атаке. Судя по всему, нужно готовиться к худшему. Разнесут семьдесят шестые три-четыре дзота – толку-то… Лобовой штурм на этой высоте можно сдерживать двумя бронированными точками. На противотанковые тоже никакой надежды. Даже если удастся подобраться к пулеметным амбразурам на достаточное расстояние, гранату, а уж тем более связку гранат, надо еще правильно бросить. Нужны умелые руки, много умелых рук. Даже танк подбить – серьезная проблема, если руки растут не из того места…
От тяжких дум его отвлек Смирнов, вдруг появившийся неизвестно откуда. Теперь он выглядел гораздо лучше, чем в овраге – с его лица сошли припухлости, ссадины покрылись коркой. На плече у него висел немецкий «шмайссер». Смирнов сел рядом с Белоконем и приложился к своей верной фляжке. Интересно, откуда у него спирт? То, что во фляжке именно спирт, было ясно по запаху.
– Привет, товарищ Конский! – произнес разведчик, занюхав рукавом.
– Миша, где ты спирт берешь? – спросил Белоконь.
– Профессиональная тайна, – весело сказал Смирнов. – Послужи с мое, научишься. Кстати, раз уж ты сам об этом заговорил, когда нам наркомовские сто граммов выдадут, взводный?
– Уже вот-вот. Перед атакой.
– Значит, атака все-таки будет?
– Думаю, будет. Так что не расслабляйся.
– Я-то как раз начеку, – сказал Смирнов. – И я к тебе не просто так, а с предложением.
– Слушаю внимательно.
– Рота, которую сейчас расстреляли, ведь не просто так ходила, правильно? Не ради… демонстрационного мероприятия?
– Не ради, – согласился Белоконь.
– А продемонстрировали знатно! Теперь из оставшихся никто назад не побежит – все это видели, всем все понятно… Но ни одной огневой они не подавили, и это проблема. Вот я и решил послужить отечеству. В порядке, понимаешь, собственной инициативы, а не из-под палки. Как ты думаешь, Конский, могу я послужить отечеству не из-под палки?
– Еще бы, – не стал спорить Белоконь.
– То-то!.. А ротный наш – золотой человек! Только я его все никак найти не могу. Совещается, говорят, где-то. А я вот, гляжу, Конский сидит, отдыхает от управления взводом… Проведешь к ротному?
– Если расскажешь, чего ты от него хочешь.
– Времени нет.
– Это приказ, рядовой, – мрачно сказал Белоконь.
– Вот ты как заговорил… – протянул Смирнов. – Ладно, язви тебя в душу, расскажу по старой дружбе!.. Видишь ли, у меня за плечами очень серьезный опыт… скажем так, подрывной работы. И я очень хорошо понимаю, что такие укрепления не берутся наскоком в полный рост. Нужен подход. Нужна особая подготовка. В нашем случае есть два хороших варианта. Первый – раскатать высоту в блин тяжелой артиллерией. И только потом гнать вперед пехоту. Сам понимаешь, мы этого сделать не можем. Второй вариант сложнее: нужно собрать хорошую диверсионную группу, в которой будут люди, съевшие полк собак на подобных операциях. Да что там, на операциях на несколько порядков сложнее. Я, как ты уже понял, говорю о себе.
Смирнов сделал эффектную паузу, приосанился и отхлебнул из фляги.
Белоконь его поторопил:
– Продолжай, Миша, время идет.
– Если коротко, я хочу просить нашего дорогого ротного дать мне официальную – официальную, понял? – возможность провести небольшой рейд. Или наскок – как ни назови…
– Ничего не выйдет, – сказал Белоконь. – Надо было раньше думать. Все уже распланировано по пунктам. Артподготовка начнется, даже если у пушек будет всего пара отчетливых мишеней. Постреляют по окопам, тоже польза.