Месть старухи
Шрифт:
Приближался полдень, а плот отдалился от судна не более чем на милю.
– Стоило так спешить, коль судно до сих пор ещё держится? – возмущался спасённый со шлюпки матрос. Теперь все знали, как его имя. Звали его Бласко.
– Ты это брось, Бласко! – Хуан строго посмотрел на простецкое лицо матроса лет под сорок с русой бородой и более светлыми волосами. – Теперь мы пойдём быстрее. Может, до темноты и до острова выйдем. Бог даст, не пропадём!
– Тут Бога надо молить, чтобы ветер не поднялся, – заметил боцман между стонами и охами.
– Это точно! – согласился Фауро, всем видом показывая, как он старается не паниковать, что ему удавалось не совсем хорошо.
– Тогда гребите, ребята! Чего отдыхать, когда до острова и трёх миль не будет! – Хуан встал и, приставив ладонь к бровям, смотрел на остров. Он уже отчётливо выглядывал из-за горизонта, можно было уже различать тёмную буйную растительность на склонах возвышенности.
Он внимательно смотрел на небо, на парус между двумя досками по краям и прикидывал в уме скорость и время, когда можно надеяться достаточно приблизиться к острову. Шлюпки нигде видно не было. Капитан решил, что посылать её в такую даль не стоит.
Выходило, что при скорости в полтора узла, что делал плот, они смогут выйти к острову лишь через полтора часа. Но вроде бы течение, как он успел заметить, несло их к земле. Так что всё же была надежда на высадку ещё до ночи.
Он бодрым голосом сообщил, даже немного улыбнувшись:
– Не горюйте, бедолаги! Я прикинул и выходит, что мы вполне до темноты достигнем острова! Взбодритесь и не вешайте носов! Перекусим и опять возьмёмся за наши отличные вёсла! Мира, что у нас на обед сегодня?
Всё же бодрость Хуана мало способствовала веселью. Фауро и вовсе был необыкновенно молчалив, хмур и очень бледен. Боцман сильно страдал от боли в бывшем глазу, остальным просто было стыдно за своё здоровье.
До заката оставалось очень мало времени, а плот попал в струю продольного течения. Его проносило мимо острова, и все попытки Хуана с матросами почти ничего не давали. Берег тянулся в двухстах саженях и никак не подпускал к себе.
– Дьявольщина! – ругался Хуан. – И ветер как назло почти стих! Ещё вынесет в открытое море – и все труды пойдут прахом!
– Хуан! Смотри, впереди вроде мыс виднеется! – Томаса пристально смотрела из-под ладони в сторону заходящего солнца. – Нас может вынести прямо на него!
– Всем отдыхать! Наберёмся сил для последнего броска! Может нам повезёт!
Все глаза устремились к медленно приближающемуся мыску. Низкий, песчаный, он тянулся недалеко в море, но был точно по курсу плота. Хуан мысленно молил Господа не позволить измениться течению. Ветер совсем утих, парус висел бесполезной тряпкой.
– Уже не больше ста саженей! – говорил Хуан, прикидывая расстояние. – За доски, ребята! Гребём что есть сил. Скоро солнце сядет! Девки, помогайте!
Все поняли, что момент серьёзный, и дружно взялись за вёсла. Плот медленно приближался к берегу и мыску. Зато солнце значительно быстрее погружалось в море, разливая по небу яркие краски заката.
– Ничего, ребята! – подбадривал Хуан. – Зимой сумерки длинные! Успеем! Поднажмём! Ещё несколько раз! До берега и сотни саженей нет!
Тяжёлая махина плота неуклюже поворачивалась туда-сюда, с трудом выравнивалась, и снова норовила повернуться. Становилось темнее.
Хуан взял в руки тонкий линь саженей шесть, обмотал его вокруг пояса, сбросил рубаху и прыгнул в воду к берегу. До дна он не достал и поплыл, волоча за собой линь. Скоро ноги коснулись дна. Он сделал ещё пару гребков и стал на ноги. Линь почти натянулся, слегка провисая в воду.
– Можете передохнуть! Я подтяну вас к берегу! Теперь уже не страшно! Я вас вытяну! – Он неторопливо, экономя силы, тянул линь.
Плот неохотно разворачивался к берегу. Хуан медленно отступал, подтягивая сооружение к себе. Береговая волна слегка помогала.
– Готово! Фауро, Кучуро! В воду! Быстрей вытянем плот к берегу! Здесь не глубоко!
Мужчины колебались недолго. Общими усилиями плот чиркнул по гальке и песку и остановился, разворачиваясь по течению. Оно здесь было слабым.
Хуан перенёс Миру на берег, незаметно чмокнув её в сухие губы.
– Кучуро, собирай дрова, пока ночь нас не накрыла окончательно! Запалим костёр. Вдруг нас остальные увидят! – распоряжался Хуан, закрепляя канат за ближайший ствол кокосовой пальмы.
Все потерпевшие с удовольствием ходили по берегу, собирали топливо и поглядывали на близкий лес, таинственно черневший совсем рядом.
– Где мы спать будем, Хуанито? – спросила Мира, оглядываясь.
– Снимем парус, расстелем его на песке и ночь переживём. Можно и навес из него устроить на шестах. Ещё травы морской посуше собрать подстелить, а то утром может быть холодно.
Кучуро наконец разжёг костёр. Это подняло настроение. Фауро сносил на берег с плота всё, что удалось захватить на судне.
Хуан осмотрел пистолет, шпагу с кинжалом. Спросил у Фауро:
– Где ваше оружие, Фауро?
– Чёрт его знает! Вроде было...
– Что-то вы слишком беспечны, сеньор, – недовольно заметил Хуан. – Мира, у тебя сохранился нож?
– Я его привязала платком к поясу, – и она показала тонкую верёвку, служившую поясом.
– Видите, сеньор! Девушка оказалась предусмотрительней вас, мужчины! Топор с пилой хоть сохранились?
Бласко кивнул в сторону инструментов, сложенных у костра.
– Это уже радует! Два топора, пила, мачете! Вполне прилично для нас. Молодец, Бласко! Альваро, как твой глаз? Сильно болит?
– Ох, сеньор! Замучил уже. Никак не проходит! Лучше подохнуть!
– Это успеется. Думать надо о жизни. Утром попробуем поискать людей со шлюпки. Может, местные есть здесь. Узнать бы, что за остров? Далеко от Эспаньолы быть не должен. В полдень капитан говорил, что идём вдоль берега милях в тридцати-сорока. Это можно считать рядом.