Месть старухи
Шрифт:
– Зачем вы ей об этом говорили? – чуть не вскочила Габриэла, округлив глаза.
– Мы ничего ей не говорили об этом. Шантрапа, что окружала её в прежней жизни, достаточно досаждали ей этим. Там же ничего не скроешь от соседей!
Габриэла сжала губы. А после долгого молчания, спросила:
– И что же Мунтала? Говори без утайки.
– Что тут говорить, Габи? Я уже всё сказал. Она наотрез отказалась тебя признать, не то, что жить с тобой. Видела бы ты, как она умоляла не отдавать её тебе! Плакала, умоляла. Не будь такой жестокой к дочери,
Габриэла долго молчала. Хуан бездумно поглядывал на неё, ожидая продолжения столь неприятного объяснения.
– Спокойной ночи, Хуан, – вдруг поднялась она и, не дожидаясь ответа, стремительно удалилась по лестнице к своей комнате.
– Ну что, па? – тут же подскочила Луиса, и Хуан внутренне улыбнулся, поняв, что хитрая девчонка дожидалась конца переговоров, сгорая от любопытства и переживая за названную сестру.
– Луиса? Ты подслушивала?
– Подслушать только хотела! Да ничего не услышала! Вы дверь так плотно прикрыли! Тала остаётся?
– Её мать ничего ещё не решила, но думаю, что тут и решать нечего. Тала ни за что не хочет её признать. Так что можешь обрадовать малышку. А я побегу к маме Мире. Спокойной ночи, дочка!
Утром Габриэла не вышла к завтраку, и никто не осмелился зайти в спальню осведомиться о её самочувствии.
– Я всю ночь так плохо спала, Хуан, – жаловалась Мира с утомлённым лицом.
– Что там Габриэла всё думает? Неужели не понимает, что насильно с такой девочкой, как Мунтала, у неё ничего не получится, – она следила, как Луиса с Мунталой и Хуаном Антонио удаляются по дорожке сада.
– Дело для Габриэлы очень сложное, Мира. Пусть раскинет мозгами. Я сам сгораю от нетерпения. Даже из дома выходить не собираюсь. Уже отправил к компаньону слугу с запиской.
Габриэла появилась лишь перед обедом. Лицо осунулось, под глазами фиолетовые круги, и вся она потускнела и словно сморщилась, но одета была с тщательностью, причёска уложена по моде.
Мира с испугом смотрела, как сестра независимой походкой приближается к столу и, поздоровавшись весьма чопорно, села, выпрямив спину в ожидании блюда, которое служанка торопливо наполняла едой.
Обед прошёл в молчании. Никто не проронил ни слова. Гнетущая тишина висела над столом.
– Если не возражаете, – повернула Габриэла голову в сторону Хуана, – я бы хотела поговорить с вами, – она слегка наклонила голову к Мире, а потом и Мунтале. Девочка втянула в страхе голову в плечи и с бледным лицом ждала самого страшного, боясь пустить слезу.
– Тала! – Нарочито бодро молвил Хуан, кладя руку на плечо девочки. – Пошли! Сеньора хочет нам что-то сказать важное.
Мира отдала малыша Луисе и с пришибленным видом последовала за остальными в кабинет, плотно затворили дверь, оставив служанку и Луису в напряжённом ожидании.
– Я всю ночь думала, – начала Габриэла безжизненным тоном. – Много раз возвращалась к одному и тому же, перебирала варианты, но ничего не могу вам сказать кроме того, что я должна оставить Мунталу здесь.
Габриэла замолчала, а остальные в растерянности переглядывались друг с другом, боясь поверить в услышанное.
– Это значит, Габи, что ты отказываешься от дочери? – наконец спросил с неуверенностью Хуан.
– Ничуть не бывало. Я не отказываюсь от дочери. Я просто оставляю её в этом доме. Пусть время решит дальнейшую судьбу Мунталы.
– Габи! Ты не представляешь, как мы все благодарны тебе! – Хуан вскочил и бросился поцеловать руку Габриэле.
– Оставь! Это мне не нравится, Хуан! Я ещё хочу сказать, что пришла к такому решению путём множества колебаний и сопоставлений. Я поняла, что у вас в доме отличная атмосфера, дочери будет здесь хорошо. К тому же я обязуюсь выделить тысячу золотом на её приданое, и дополнительно она получит по завещанию всё, что у меня будет. И ещё! Я требую возможности видеть мою дочь в любое время по моему разумению.
– Габи! Это же чудесно! Мира, ты слышишь? Габриэла оказалась не так плоха, как можно было предполагать! Мы, конечно, принимаем все твои предложения, Габи, и обещаем не чинить препятствий тебе в твоём благородном стремлении общаться с дочерью! – Хуан повернулся с девочке. – Тала, пойди поблагодари мать за столь радостное сообщение. Иди, прошу тебя!
Мунтала долго молча дулась, не поднимая головы. Затем всё же неохотно сползла со стула и неловко, с опаской подошла к Габриэле.
– Ну же, Тала! Скажи что-нибудь матери! – Хуан неторопливо поднялся со своего места и приблизился к девочке, подтолкнув легонько к Габриэле.
Та в молчании сделала шаг и замерла в ожидании, так и не проронив ни слова. Габриэла осторожно опустила ладонь на голову дочери, ощутив, как та слегка вздрогнула, словно уменьшилась в размере.
– Успокойся, Тала! – наконец проговорила Габриэла надтреснутым голосом. – Я не обижу тебя. Ведь я так виновата перед тобой! Прости, если сможешь! Я обещаю не сильно докучать тебе и постоянно заботиться о тебе. Скоро я уеду, но обещаю месяца через два навестить тебя. Ты согласна?
Девочка по-прежнему молчала, так и не подняв голову и не взглянув на мать, лишь мельком взглянула на Миру. В глазах промелькнула мольба избавить её от мучений этой сцены.
– Иди ко мне, Тала! – протянула руки Мира и девочка опрометью бросилась в объятия названной мамы. Слёзы хлынули из глаз, тельце судорожно вздрагивало от рыданий, а Мира гладила её голову, запускала пальцы в волнистые волосы, пропуская их с видимым удовольствием. – Ну перестань, доченька! Твоя настоящая мать оказалась совсем не такая плохая, как ты могла думать.
– Ты меня любишь, мамочка? – сквозь слёзы прошептали бледные губы Мунталы, устремив заплаканные глаза в глаза Миры.
– Конечно, моя ласточка! Успокойся и побеги обрадуй Луиситу. Она ведь с нетерпением ждёт этой вести, беги! – Мира подтолкнула ожившую и повеселевшую девочку.