Месть старухи
Шрифт:
– Сеньора! – почти плача, говорила Ирия уже не первый раз. – Сеньор запретил мне появляться в городе. Я в том монастыре сидела, словно послушница! А потом он заявил, что всё готово и мы завтра отправляемся домой. И больше он не вернулся. Я прождала его почти до вечера и послала Педро в город.
– Это я всё слышала! И что ты обо всём этом думаешь?
– А тут и думать нечего, сеньора! Педро сказал, что в городе только и говорят о каком-то грабителе, убитом охранником-сторожем в доме сеньора де Вареса. И альгвасилы забрали тело. Вот и всё, что я знаю, сеньора.
Ирия
– Ты хоть видела дом сеньора де Вареса, дура?
– Не посмела ослушаться сеньора Санчеса, госпожа. Он меня сильно пугал.
– С какой стати ему тебя пугать, дурёха?
– Он домогался меня, сеньора! Грозился выпросить у вас меня в подарок за успех в нашем деле, сеньора!
– Ты чего-то не договариваешь, потаскуха! Говори всё!
– Ну что я ещё могу вам сказать, сеньора? Бог свидетель. Я больше ничего не знаю. Я едва дождалась утра, чтобы опрометью мчаться к вам, моя благодетельница и заступница, донья Габриэла!
– Говоришь, что старшая девочка у сеньора Вереса воспитывается в монастыре? А Мунтала?
– Педро мне сказал, что и её собираются хозяева отправить туда учиться, донья Габриэла.
– Ты хоть узнала, как живётся Мунтале в том доме?
– Я Педро просила обо всём узнать, сеньора. Говорит, что девочка очень довольна. Педро её видел. Одета богато и чисто. Весёлая... – Ирия понижала голос, видя, как наливаются щёки сеньоры гневом. Поняла, что затронула больную струну госпожи.
– Чёрт с тобой! Иди работать на кухню! Позови Хуану. Пошла вон! – прикрикнула Габриэла, видя, как колеблется Ирия.
Гнев постепенно стихал. В голове вертелась фраза Ирии о весёлом настроении дочери. Это больше всего волновало Габриэлу. И другая девочка? Откуда она появилась? Этого ни Педро, ни Ирия пояснить не смогли.
«Чёрт! Всё же мне кажется, что Ирия не всё мне поведала! Она что-то не договаривает! Или мне только так кажется?» – думала Габриэла и не находила ответа.
Прошло уже больше недели, как Ирия вернулась, а Габи никак не могла успокоиться или трезво обдумать положение. Иногда мелькала в сознании мысль, что девочке там хорошо, что она сама ничего подобного дать дочери не сможет, не признай её официально. И такие мысли сильно возмущали молодую женщину.
А тут ещё дон Висенте пристаёт с дурацкими вопросами о её настроении! Всё это так нервировало Габриэлу, что она готова была тотчас сорваться с места и мчать в этот городишко, самой добиваться правды. «А, может быть, ещё чего-то?» – уже сама себя спрашивала она в отчаянии.
Неожиданно Габриэла заявила дону Висенте, что вскоре собирается навестить брата в Понсе.
– Дорогая, я уже не представляю, как смогу жить без тебя, Габи! – Взмолился старик, просительно смотрел на неё потухающими глазами и шептал молитву.
– Дон Висенте, это не так уж долго будет. Я больше не могу откладывать обещанного визита. Простите, но это решено окончательно.
Дон Висенте, вздыхал, охал, но убедить Габи ему было не под силу.
Когда до отъезда оставалось два дня старик, умоляюще смотря на невестку, проговорил:
– Милая моя Габи! Уважь старика, вернись пораньше. И передавай брату мой искренний привет. И попроси его долго тебя не задерживать.
– Кому нужны ваши приветы? – зло ответила Габриэла. – Брату нужны деньги, а вы со своими приветами!
– Милая Габи! Разве я против? Я тотчас готов выдать тебе для него пятьсот песо золотом. Больше я просто не смогу сейчас собрать. Ты это лучше меня знаешь, дорогая.
Габриэла вздохнула. Хотела возмутиться мизерной суммой, но вспомнила о своём полном контроле над средствами. Поняла, что и этих пятисот песо за два дня собрать будет нелегко. И прикусила язык.
Родная асиенда показалась Габриэле ещё более убогой, чем в последний приезд из Санто-Доминго. И брат стал каким-то старым, неряшливым.
– Расси, ты мне не нравишься! – в первый, вечер сказала Габриэла. – Так нельзя себя опускать в глазах соседей. Вспомни, как считались с нашей семьёй раньше? И что это за дурацкое желание остаться холостяком? Я тебя не могу понять. Что с тобой?
Рассио предпочитал обходиться односложными словами, которые ничего не объясняли Габриэле.
Две недели проползли для Габриэлы в тоскливом ожидании поездки в Аресибо. Эта навязчивая мысль не давала ей покоя.
Затем появилось странное ощущение чего-то иного, незнакомого и довольно приятного. Она никак не могла понять природу такого ощущения. И вдруг, проснувшись среди ночи, подумала: – «Зачем столько сложностей и чувств? Разве нельзя жить просто, спокойно, без острых углов и противоречий? Что мне надо от Эсмеральды? Она ни в чём не виновата. Она моя сестра, от женщины, которую мой отец соблазнил и бросил! Так зачем мне ещё добавлять ей мучений и беспокойства?»
Она недолго бодрствовала и утром, проснувшись, вдруг почувствовала внутри какое-то облегчение, свободу и лёгкость не только в теле, но и в голове, в сердце. Долго лежала на кровати с широко открытыми глазами, продолжая прислушиваясь к биению жизни внутри. Вдруг показалось необъяснимой потребностью немедленно посетить церковь и исповедаться перед падре, испросить отпущение грехов и попросить совета, всё рассказав посреднику между Богом и ею.
Беседа с падре длилась долго. Он, конечно, отпустил ей её грехи, но потом ещё больше часа беседовал и слушал её подробные рассказы.
– Ты правильно сделала, дочь моя, что обратилась к Богу. Только он в состоянии облегчить твою жизнь, сделать её полной и счастливой. Необходимо помириться с сестрой, с её семьёй. Судя по твоим повестям, они хорошие люди. И ты только освободишь себя от бремени груза, который сатана взвалил на твои хилые плечи. И ночные мысли и осветление разума – Божья благодать, снизошедшая на тебя свыше! Не упусти случая, дочь моя! Ты обретёшь спокойствие и благодать. Поспеши исполнить повеление Господа нашего! Аминь!