Месть убитого банкира
Шрифт:
– Ну не надо, я же просила тебя, не надо! Мне сон дурац-кий приснился!- она сердито оттолкнула его.
Чекмарев не удержался на корточках и плюхнулся на палас. Он явно не ожидал такой реакции, удивленно заморгал, а потом махнул рукой и сказал, не скрывая досады:
– Какая-то странная ты сегодня, Настя... Ну ладно, я по-шел готовить ужин. Если хочешь, присоединяйся.
Обидно было видеть брезгливую гримасу на красивом лице, слышать раздраженный голос. А он только что представлял себе, как счастлив будет с нею весной. Может, закончится зима, и за-кончится его счастье? Что там за день
Кажется, впервые со дня их знакомства, ему пришла в голо-ву мысль о том, что у нее есть любовник. Интересно, а кто же тогда он? Ведь не муж еще... Тогда - кто?
Он бросил в кастрюльку неразмороженные сосиски, залил их горячей водой из-под крана и поставил на газ. Обычно, ужин го-товила Настя, у нее было больше свободного времени: всего два присутственных дня в издательстве, а с домой она рукописи не приносила.
Вода в кастрюльке закипела, когда за спиной послышался шорох. Обернувшись, Чекмарев увидел Настю, которая на корточ-ках пробралась на кухню.
– Я маленькая девочка и всех обижаю, но что поделаешь, если у меня такой отвратительный характер, и никто не хочет со мной дружить,- нараспев сказала она, глядя на Чекмарева снизу вверх.
Она плаксиво поморщилась, шмыгнула носиком, но в зеленых глазах светилось озорство. Полы длинного махрового халата рас-пахнулись, обнажая красивые, загорелые ноги до розовых труси-ков.
– А я большой мальчик и сам себе варю сосиски, потому что маленькая девочка отталкивает меня,- сказал Чекмарев.
И судорожно облизнул губы. Разве можно было спокойно смотреть на эти ноги?
– Помирись со мной, и я сварю тебе сосиски.
– Да теперь уж они сами сварятся.
– Ни за что! Если не помиришься, огонь станет холодным, и все тут заледенеет. Ну давай, скорее мирись со мной!- капризно потребовала Настя.
– Заледенеет, это точно,- согласился Чекмарев.- Я - с удовольствием, да не знаю, как это сделать. Дотронешься до те-бя - снова обидишься. Страшно...
– Толкни меня, чтобы я шлепнулась, как ты в комнате, и мы будем квиты.
– Пожалуйста.
Он легонько коснулся ладонью ее лба, и девушка повалилась навзничь, раскинув ноги. Поясок халата развязался, полы разд-винулись, обнажая упругие загорелые груди. Чекмарев прерывисто вздохнул и бросился на нее. Настя испуганно взвизгнула, но он пружинисто оперся ладонями в пол рядом с ее плечами, а потом, сгибая локти, как при отжимании, стал медленно опускаться. Когда розовые соски уперлись в его грудь, он потянулся губами к ее губам, и они ответили ему тем же.
– Настя...- хрипло прошептал Чекмарев, глядя в ее глаза после долгого, страстного поцелуя,- я люблю тебя... Я хочу те-бя... Сейчас, здесь...
– Даже больше, чем вареные сосиски?- лукаво улыбнулась она.
– Да, больше,- кивнул Чекмарев.- И больше чем... чем все остальное, что есть на свете.
– Ну тогда - ладно,- засмеялась она.
Он долго и жадно целовал ее обнаженное, трепещущее тело, не столько слыша, сколько чувствуя, как горячее, шумное дыха-ние девушки расцветает короткими вскриками, как они становятся все протяжнее, все глубиннее. И бедра ее упруго бьются по ним, и требуют, яростно требуют его. Розовые трусики упали на пол, красные брюки тренировочного костюма скатились к пяткам, и он осторожно, бережно вошел в ее влажную, горячую плоть. Но яростное движение ее бедер не прекратилось, они не хотели ос-торожности, им нужна была ответная ярость. И он ответил ярост-ным напором. Протяжные крики сменились хриплыми стонами, завы-ванием и всхлипыванием.
Если судить с точки зрения абстрактной красоты и гармо-нии, наверное, логичен будет вывод: как уродливы и омерзитель-ны эти звериные вопли. Они не могут срываться с губ прекрас-ной, зеленоглазой женщины, а если это случилось - она или смертельно больна, или сумасшедшая. Но любому, не абстрактно-му, а нормальному мужчине эти звуки кажутся олицетворением ис-тинной женской красоты. Чарующей, мистической музыкой, утраи-вающей силы и уверенность.
А потом он лежал на спине, а она возвышалась над ним, опершись тонкими пальцами о линолеум пола, и бедра ее трепета-ли, как белая птица с рыжим хохолком и розовым клювом, попав-шая в сеть охотника. Груди подпрыгивали в такт движению бедер, красивая голова откинулась так, что рыжие локоны метались по спине, а из полураскрытых губ вырывался непрекращающийся хрип-лый вой. Когда он сменился пронзительным, тонким криком, Чек-марев судорожно вздохнул, расслабил мышцы и ощутил на своих ногах всю тяжесть ее тела.
Теперь уже Настя повалилась на него, прижалась губами к шее и замерла.
Неизвестно, как долго они лежали бы на полу и что было бы после, если бы на кухне не запахло дымом. Чекмарев сдвинул де-вушку в сторону, вскочил, торопливо натягивая брюки, и выклю-чил газ.
– У повара возникли проблемы?- спросила Настя.
Она все еще сидела на полу, крепко сжимая в кулачке свои трусики.
– Вода выкипела,- виновато сказал Чекмарев.
Настя резво вскочила на ноги, заглянула в кастрюльку и дурашливо сказала, качая головой.
– Ну вот и верь после этого мужчинам! Обещал вареные со-сиски, а они оказались жареными.
– Но еще съедобными,- добавил Чекмарев.
– Значит, съедим! Я приведу себя в порядок, а ты положи на тарелки сосиски,- приказала она.- На гарнир можешь открыть банку маринованных шампиньонов, найдешь в холодильнике,- и убежала.
– Ты сводишь меня с ума,- пробормотал Чекмарев, открывая дверцу холодильника.
Минут через десять она вернулась на кухню - в желто-зеле-ном тренировочном костюме, аккуратно причесанная, с вновь нак-рашенными губами и бутылкой французского коньяка в руке. Чек-марев внимательно посмотрел на девушку и сказал, подтверждая свое последнее открытие:
– Сводишь, сводишь...
– Куда я тебя должна сводить?- поинтересовалась Настя, усаживаясь за стол.
– Не куда, а с чего. И - не должна, а уже сводишь. С ума.
– Это плохо?
– Не плохо, а страшно. Я в последнее время, на службе, нет-нет, да и подумаю: когда ты идешь по улице одна, все мужи-ки на той улице хотят тебя. Иногда прямо-таки жуть берет: а вдруг станут домогаться и кто-то, когда-то доможется?
– Не доможется, не беспокойся,- уверенно заявила Настя.- Ты видишь, что я купила? Правильно, коньяк. А в честь чего?