Месть Владигора
Шрифт:
Народ, собравшийся возле намеченного для поединка места, увидел противников и разразился громким смехом, возможно услышанным в Пустене, — иги были удивлены, они-то ожидали уныния в стане врагов. Но было над чем посмеяться.
— Смотри-ка, смотри-ка, сам князь в одних портках едет! — кричал кто-то.
— Но зато с копьем, со щитом, — сердито отвечали насмешнику. — Сейчас свалит он наглого Кудрича!
Владигору, вышедшему из избы в одних портах из доброго беленого полотна, босиком и без рубахи, лишь с княжеской гривной на шее, было совсем не стыдно идти в таком виде на поединок. Он знал, что именно так ходили на врагов его далекие предки, не боясь, что копье неприятеля или меч достанет до незащищенного тела или головы, и это устрашало врагов, не понимавших, как можно биться почти что нагишом, — значит, какая-то высшая сила хранит этих отчаянных синегорцев.
Кудрич шел вслед за Владигором в такой же одежде и с тем же оружием, а за ними вели коней, не оседланных, но пока с накинутыми ременными наголовьями с уздечками. И вот поединщики явились туда, где уже заняли свое место судьи, один из которых, подождав, когда уляжется волнение в толпе зрителей, заговорил:
— Доблестные неприятели! Перун взирает на вас, и только от его милости зависит исход боя. Все же скажу вам как старый воин: боритесь честно, ловко, ибо таких и любит наш великий бог. Сшибки будут повторяться до тех самых пор, покуда один из противников не оставит своего коня и тело его земли не коснется. Ну, начинайте, доблестные витязи, и пусть Перун выберет средь вас сильнейшего и достойнейшего!
Владигор, опершись всем своим тяжелым телом о древко копья, воткнутого в землю, легко взлетел на спину серого скакуна. Узда уж снята была, и держался он на коне лишь за счет ног и левой руки, вцепившейся в густую гриву. Убивать Кудрича Владигор не хотел. Давно уж он усомнился в помощи Перуна той или другой стороне в воинских схватках, и сегодня, ссылаясь на имя бога, хотел только придать некую торжественность всему тому, что может повлиять на определение истинного государя. Но сражаться-то нужно было, да и не с каким-нибудь завалящим рубакой, а с Кудричем самим. Его удар копейный знал Владигор…
Покуда вспрыгивал на теплую, чуть потную спину скакуна, подумал: «Намертво бить его не стану. Жалко. Заблудился головою парень, одурел маленько, да и подначили его. Только б выбить из седла…»
Что думал Кудрич о поединке, Владигор не знал, но видел, что посмотрел на него дружинник, совсем уж отрезвевший, с насмешкой, когда гарцевали они друг против друга, ожидая команды разъехаться. И вот разъехались на расстояние, отмеренное судьями в сто шагов, чтобы коням можно было разбежаться во всю прыть. Владигор, похлопывая по шее своего жеребца, успокоил его, и тот встал как вкопанный. Длинное копье под мышкой держал Владигор крепко и направил острие на Кудрича. Был князь напряжен и сосредоточен, ведь все, что должно было произойти в самое ближайшее время, определяло судьбу Синегорья.
— Ну, пошли! — махнул рукой судья, и оба всадника голыми пятками ударили в бока коней, закричав в один голос:
— Но-о, пошел, пошел!
Каждый знал, что рассчитывать приходилось не только на верность удара, но и на силу его, а сила зависела от того, как быстро конь сможет набрать скорость бега. И застучали копыта, выбрасывая из мягкой еще земли черные комья. Всадники, держась за гривы лошадей, наклонившись к их вытянутым шеям и прикрывшись небольшими круглыми щитами, неслись навстречу друг другу, крепко стиснув ногами бока коней.
Все, кто следил за поединком, замерли. Люд синегорский уже разделился на две половины: одна желала победы Кудричу, другая — Владигору, и чем короче становилось расстояние между несущимися друг к другу противниками, тем сильнее бились сердца зрителей. Каждый молил своего Перуна.
— Хо-о-о-о… — невольно с шумом выдохнули несколько тысяч ртов, когда копья ударили в щиты, но никто из поединщиков не был сброшен на землю.
Ноги Владигора и Кудрича точно впаялись в бока коней, а гривы скакунов оказались надежней уздечек. Но главное, каждый, продолжая левой рукой держаться за гриву, так умело подставил свой щит под удар копья противника, что наконечник скользнул по его поверхности, не причинив вреда ни всаднику, ни лошади.
— Разъехаться! — приказал судья, и поединщики медленно возвратились на исходные позиции, чтобы повторить сшибку.
— Пошли! — раздалась команда, и теперь пятки всадников колотили в бока коней с утроенной силой, потому что каждый видел залог успеха в большой скорости лошади, и еще ниже пригнулись противники к шеям своих коней, желая сделаться более неуязвимыми. И снова затаили дыхание зрители.
Громкий топот копыт летящих навстречу друг другу лошадей перекрыл жесткий стук копий, ударивших в щиты, и зрители ахнули вновь — оба поединщика хоть и качнулись сильно, но, как и прежде, не причинили друг другу никакого вреда. И слышали они, что синегорцы уже отпускают в их адрес колкие и даже бранные словечки, осуждая за неумение нанести решительный удар. Послышались гневные крики:
— Убей его, Владигор!
— Кудрич, пронзи своим копьем князя, который опозорил Синегорье!
Но ни Владигор, ни Кудрич не желали смерти друг другу. Каждый понимал, что гибель соперника не привлечет к победителю большую часть люда синегорского, а напротив, вызовет недовольство; каждый знал, что его противник любим по крайней мере половиной всех синегорцев, а поэтому и Владигор, и Кудрич стремились лишь сбросить друг друга с лошади, опасаясь стать убийцей.
А Крас, следивший за ходом поединка с неменьшим интересом, чем другие, говорил про себя: «Понимаю, Владигор, почему ты не хочешь убить Кудрича. Снова благородство в тебе взыграло, даже униженная гордость твоя не может дать разрешение на убийство наглого хулителя княжеской чести. Ах, глупый ты, глупый! Ну да я помогу тебе, помогу. Сейчас все случится так, как и должно быть в природе, — сильный сразит более слабого, и ты сам поймешь, что именно так и нужно поступать в жизни. Таков ее закон, ученик слабоумного Белуна!»
И опять раздалась команда противникам скакать навстречу друг другу, и дробно застучали копыта скакунов, и теперь их бег был еще стремительнее, и все услышали, что удар копий оказался сейчас не таким громким, как в прошлый раз. Наконечник Владигорова копья скользнул мимо щита соперника, Кудрич, вскрикнув и широко раскрыв рот, точно хотел набрать побольше воздуха, раскинул обе руки, его тело завалилось назад, копье упало на землю, и сам он слетел с коня да так и остался недвижим, и из широкой его груди торчало длинное древко.
Владигор, не желавший такого исхода, хотел было соскочить с коня и броситься к Кудричу, но какой-то властный внутренний голос велел ему оставаться в прежнем положении. Он только ударил пятками в бока лошади, и та медленно подошла к поверженному Кудричу. Неспешно подошли к сраженному и старцы-судьи. Не надо было наклоняться, чтобы убедиться в полной победе Владигора.
— Князь Синегорья Владигор победил дружинника Кудрича! — повернувшись к притихшей толпе, провозгласил судья. — Перун Великий был на стороне Владигора, значит, и справедливость на стороне князя! Подчинитесь ему беспрекословно, синегорцы, не чините мятеж! Только в единомыслии и послушании залог нашей победы над врагом!