Месть Владигора
Шрифт:
«О, Владигор, — потирал руки Крас, — ты становишься умнее. Еще совсем недавно ты бы не поднял руку на женщину или подростка, теперь же, что делать, приходится воевать и с ними, коли бездумная отвага погнала тебя сюда, в капкан. Что, думал, твои синегорцы будут прыгать вслед за тобой с такой-то высоты? Нет, плохо еще ты знаешь людей. Но руби, руби игов! Ты уже почти в моих сетях, Владигор!»
Но стрелки, прятавшиеся за частоколом, постепенно приноровились уклоняться от ударов, зато все ожесточенней становилась их стрельба. Они осознали, что один человек, какой бы храбростью и силой он ни обладал, не справится с ними. Из спины, прикрытой щитом, из длиннополой кольчуги витязя торчало уже не меньше полусотни стрел, и Владигор походил на какое-то лесное чудовище.
Крас понял, что долго князю Синегорья не продержаться: «Ай, витязь, ай! Опрометчиво ты поступил, поспешно. Ступай к своим, на стену. Тебе же спустили веревку. Иди, иди, а то поздно будет. Что без тебя войско? Что Синегорье? И что я без тебя, ведь я еще не сделал тебя своим слугой в полной мере! Ступай, ступай!»
Такие мысли внушал Крас Владигору, глядя на него своими мутными, неморгающими глазами, лишенными ресниц и бровей. И Владигор вдруг ощутил невероятную усталость, точно вязкая смола покрыла его руки и ноги, и, главное, он почувствовал неуверенность в своих силах.
«Нет, мне их не одолеть одному! — пронеслось у него в мозгу. — Нужно подниматься!»
И Владигор, спотыкаясь, попятился к стене, с которой ему кричали, раскачивая веревку, чтобы князь смог быстрее ее заметить:
— Держи веревочку, княже! Чресла свои надежней обмотай, а мы уж тебя втащим, будь уверен!
Скрипя зубами от досады на самого себя, Владигор таки быстро обмотал себе пояс концом веревки, затянул узел и крикнул наверх:
— Ну, тяните, зайцы длинноухие!
Никогда прежде не испытывал Владигор такого стыда. Защитники Пустеня — женщины, подростки, старики, — видя, как поднимают синегорцы своего князя, как болтается он, огромный, но бессильный, беспомощный, даже не стреляли в него, они просто оглушительно смеялись и свистели, крича порой, и крики эти достигали слуха Владигора, нещадно уязвляя его гордость:
— Куда же ты, Владигорушка, от нас уходишь?
— Как куда? Видно, в нужник захотелось али штаны переменить — обкакался, видать, когда, с бабами да мальчишками воевал!
— Ну, переменит портки — пусть снова к нам спускается, а то уж сильно завоняло!
Слышал Владигор, что посмеивались над ним и синегорцы, и опечалился он, что судьба обрекла его править таким дрянным, трусливым народом, не сумевшим в трудную минуту поддержать своего князя.
«Уйду от них! — твердо решил Владигор. — Пусть сами Пустень воюют, а то пускай в Венедию или Ладанею идут, наймитами в войско. Может, дадут им там землицы из милости…»
Насмешки игов над Владигором слышал и Крас и смеялся над синегорским князем не менее задорно, чем пустеньцы.
«Это очень хорошо, гордый Владигор, очень хорошо! — думал он. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, какие мучения испытываешь. Думаешь, наверное, что лучше было бы умереть в бою, чем испытать такой позор, поругание. Но ничего, потерпи немного. Я унизил тебя, лишив на время силы, но я же и возвеличу тебя, и это будет уже другой Владигор — безжалостный к врагам, могучий, непобедимый!»
А Владигора, втянутого на площадку, совсем обессилевшего, не способного держаться на ногах, понесли на руках вниз, по ступеням из корзин. Всход почти обезлюдел — синегорцы, колонной стоявшие на нем, поняли наконец, что с князем происходит неладное, и спустились в поле.
Уже в поле Владигор вдруг почувствовал себя бодрее, вскочил на ноги, с криками попытался побежать обратно к стене, чтобы смыть свой позор, но на него набросились сразу десять воинов, и после недолгой борьбы князь был связан. Его перекинули через круп лошади и повезли в стан.
При помощи веревок с петлями и длинных ремней снимали синегорцы с кольев пробитые насквозь тела своих товарищей, поднимали из-под стены. И пустеньцы не стреляли в них…
6. «Не князь ты боле!»
Связанного, положили Владигора на его узкой, сколоченной из горбылей постели в избе. Лежал он в таком положении тихо почти что час, потом попросил:
— Снимите веревки, никуда не убегу.
С трудом уселся на кровати. Отрокоруженосец поспешил помочь князю снять доспехи, из которых извлекли с два десятка наконечников стрел, кое-какие достали и до тела, поэтому пришлось Любаве врачевать неглубокие раны, накладывая на них особые мази из трав и чистые холстинные повязки. Владигор ко всем действиям сестры относился безучастно, смотрел бессмысленно куда-то в угол. Позднее в избу пришли Бадяга и Велигор, оба еще не сняли доспехов и тяжело дышали, точно кто-то за ними гнался.
— Ну, что на ваших всходах? — не поворачивая головы в их сторону, спросил Владигор.
— Брат, да все то же, что и на твоем, уж понаслышаны о храбрости твоей, о том, как ты один с несколькими сотнями сражался да… притомился сильно…
— Что ж, сильно ранен? — участливо спросил Бадяга, но в голосе его слышалась насмешка.
— Не ранен я вовсе. Так, оцарапали маленько, — угрюмо отвечал Владигор. — Если б не трусы, которые отказались последовать за мною, перелезли бы мы через палисад да погнали бы игов по городу, как собаки белок. Ну а вы-то много народа положили?
— Нет, брат, не так уж много, но и… не мало. У тебя, слыхал, больше попадало со стен на колья да стрелами побито было.
Велигору Бадяга вторил:
— Мы с превеликой осторожностью наверх полезли, не гурьбою, а чуть ли не гуськом, — сам же нас предупреждал. А посему и не было у нас столь великой давки, как на твоем конце. Конечно, валились и у нас со стен, да под стрелами игов полегло десятка три. Не это главное…
Сказал и потупился, как девица влюбленная, которую возлюбленный за ручку смело взял.
— А что же… главное? — спросил князь, понимая, впрочем, что скажет ему Бадяга, и тот, смело глядя на Владигора, заговорил:
— Не доверяет более тебе народ, княже. Так хулит тебя за неудачу новую, что стыдно и передавать. Впрочем, завтра, наверное, сам услышишь упреки синегорцев да их жалобы. Не взыщи, если сильно огорчат они тебя. А теперь дозволь мне пойти да распорядиться насчет погребения убитых и о том, как будем ныне править тризну.
— Ступайте оба, — только и ответил Владигор, чувствуя, как жаркий румянец заливает его щеки.